— Хотели вы его убить, — крикнул он людям князя И, — а он вас спас, жизнью своей рискуя. Неужто вы и после этого сомневаетесь, что он по праву трон свой занимает? Что ещё о чем-то, кроме благоденствия вашего, беспокоится? — смотрел гневно до тех пор, пока последний палкоед на колени не бухнулся. Тогда продолжил, теперь обращаясь к своим: — Дикого зверя натравить да озлобить — это каждый может, а вот успокоить его и людей спасти — только настоящий император. С таким не зазорно дружить. С таким можно судьбу свою разделить. — Повернулся к Яо: — Поклянись, что уклад наш не будешь ломать, что позволишь нашему богу молиться, жить, как привыкли — и объединим наши земли. В унию какую, или содружество. Только равными будем, чтоб колени друг перед другом не преклонять, чтоб на два дома жить, чтоб преемника выбрать по заслугам, а не крови или «так положену». А людям чтобы через портал свободно ходить, жениться беспрепятственно, торговать без налогов. Ты будешь законы принимать, судить, реформы вводить…
— А ты? — тихо спросил Яо.
— А я… границы наши охранять буду, исполнение законов третьим глазом контролировать, флаги вражьи тебе приносить. А если обозлишься — задабривать тебя буду, за народ перед тобой просить, верой твоей стану и совестью.
Яо сжал челюсти, встал прямее.
— Я обещаю, — сказал. — Сохранит Джагоррат свою самость, станут наши земли партнёрами равными на веки вечные.
Шэрхан повернулся к своему войску. Никто из джагорратцев не сдвинулся. Глядели исподлобья. Посмотрел Шэрхан на Балу:
— Хотела ты служить тому, кого уважать можно — так вот он. — Повернулся к остальным генералам: — Только благо нам союз этот принесёт. Если в меня верите, то и в это поверьте. Придут фиртхи за данью, а мы их бомбами спровадим, нефритовыми стержнями выпнем. Никто больше не тронет. Никому нас в обиду не дам.
Долго молчали джагорратцы. Казалось, вечность.
Наконец мотнула Бала головой, и её слон тяжело опустился на колено. А за ним и остальные последовали. И даже ванары уважительно головы склонили.
Выдохнул Шэрхан. Отстегнул с тела князя И меч и королю Ракшнагаре кинул. Король поймал ножны нижними руками, но скривился. Головой покачал.
— Тебя признаю, — сказал презрительно, — а этого косоглазого знать не знаю. Может, ещё и повоюем, Тигр. — Приказал Багирке: — Поворачивай.
Бала кинулась к краю своей корзины:
— Останься, Багира-джан.
А Юла крикнула со стены:
— Останься, принц Багира.
Багирка остановился, глянул на Шэрхана. Да что тут скажешь? Такое решение сам должен принять — не из-за просьбы друзей, приказов короля, даже не из-за синей горошины, которую Шэрхан в Бале третьим глазом случайно увидел — а только если здесь теперь больший дом, чем там. Только если место и семью новую в Джагоррате нашёл. Так что не сказал Шэрхан ничего, просто улыбнулся.
А в следующую секунду Багирка уже слезал со слона, а король Ракшнагара, грязно ругаясь на асурском, выбирался из корзины и садился на место махута.
Тогда Шэрхан повернулся обратно к Яо.
— А ещё, — сказал громко, никого не стесняясь, — жениться давай.
Ни мускулом на лице Яо не двинул. Только положил ладони ему на щёки, подтянул к своему лицу и прямо при всём честном народе поцеловал.
А там и дождик закончился. Да сразу новый зарядил, ещё сильнее.
Ну, это муссон. Сезон дождей. Время перемен.
По-другому и не бывает.
22
Проснулся Шэрхан посреди ночи, потому что спицы железные в нос тыкали. Чихнул, зевнул, почесался. Окончательно проснулся. Волосы черные от лица убрал, обратно хозяину их под лопатку уткнул. На подушку откинулся.
Где-то за стеной надрывался Лягушонок. На следующее же утро после битвы Яо заставил его привезти, и вот уже второй день малец ползал по дворцу, дёргал Шэрхана за усы и громко требовал, чтобы Багирка качал его на пяти руках.
А может, это кричал Паавана, Пракашкин сын. День в день ведь пацаны родились и рыдали одинаково громко, только Мао Ли — беспрестанно, а Паавана — исключительно по поводу. Вообще внятный парень. Весь в мать. Тоже женщина оказалась душой крепкая и головой сообразительная. Горевала, конечно, но против Шэрхана ни слова не сказала. Зато как поняла, что дети у него на горизонте не светят — потребовала сына в наследники по линии третьего глаза взять. Шэрхан, конечно, подумал для вида, а в душе чуть не запрыгал. Хоть эта тема закрыта.
Из-за стены стучали молотки. Ни днем ни ночью восстановительные работы не прекращались. Большую часть ограждений и башен уже возвели, в городе дома временные вместо разрушенных поставили. Дождь, конечно, свое расписание диктовал, но не тиранствовал.
Сейчас вот передышку дал, только запахами о себе напоминая. Пахло из-за приоткрытого окна влажной землёй, буйствующей травой и свежими лепешками, томящимися внутри новых тандыров. Вкусные запахи.
А если чуть придвинуться, то еще волосами Яо пахло, знакомо.
Лежал Яо на боку неподвижно. Да уж больно тихо. Глянул Шэрхан третьим глазом — точно, притворяется.
— Ты чего? — спросил, плечо легонько трогая.
— Не могу заснуть.
— Вижу. Вокруг тебя воздух аж искрится. Чего мучаешься?
Яо повернулся, усмехаясь: