– Трудно быть хирургом и полагаться только на решение небес. Ты думаешь, с родной матерью нашей Джилл жилось бы хуже? – грустно улыбнулась Маренн.
– Думаю, теперь она не согласилась бы ни на какую другую жизнь.
– Да-да, Джилл мне то же самое говорит. Но раз ты и сама веришь, что все в мире заранее предопределено, значит, тот чиф-уоррент тоже для чего-то умер. Возможно, для того, чтобы ты узнала, что тебя очень любит какой-то человек. Взгляни-ка вон на тот роскошный букет из розовых лотосов, – Маренн распахнула дверь в соседнюю комнату. – Его сегодня передал для тебя некий офицер, не пожелавший назваться. Сказал только, что служит в сто первой воздушно-десантной, а в Сайгоне находится по причине отпуска.
– Что ты сказала, мама? Лотосы?! – растерянно взглянула на Маренн Наталья. – И они… не завяли?
– Нисколечко! Пойдем, я тебе их покажу, – Маренн взяла ее за руку и повела в смежную комнату, поясняя на ходу: – Розовый лотос считается в этих местах самым счастливым цветком. И редко, между прочим, встречается…
19
На расстоянии продолговатые бледно-розовые лепестки казались вырезанными из камня, а при прикосновении к ним поражали мягкостью и бархатистостью. Сладчайший аромат семи дивных розовых цветков, утвердившихся на тонких зеленых ножках в прозрачной вазе с чуть голубоватой водой, успел уже заполонить всю спальню.
Из глаз Натальи покатились слезы.
– Местные уверяют, что розовый лотос – это цветок верховного божества, самого Будды, – сказала за ее спиной Маренн. – И я им верю.
– Но я же говорила ему, что это опасно, – прошептала Наталья, неотрывно глядя на цветы.
– Кому? Тому, кто прислал этот букет? – Маренн встала рядом. – Я сейчас вспомнила, как однажды в Берлине Йохен прислал мне букет белых роз. Я тогда как раз потеряла нашего с ним ребенка, мне не хотелось жить, рейх находился на грани полного краха, тьма и отчаяние наступали с неимоверной стремительностью. Сил для сопротивления ударам судьбы уже не осталось. И вот только этим букетом белых роз Йохен и смог вернуть меня к жизни. За все последующие долгие годы разлуки я никогда не забывала об этом его подарке, хотя цветы он вручил мне не сам. Их просто привез какой-то офицер и поставил в моем кабинете. Но в букете я нашла крохотную записку, в которой было написано одно-единственное слово – «Люблю». В твоих лотосах записки, кажется, нет, но, по-моему, тут и без слов все понятно. Я не стану выпытывать у тебя, кто он, этот твой новый мужчина, ответь мне только на один вопрос, Натали, – мягко попросила она. – Это из-за него ты ушла от Франца? Мне казалось, ты привыкла к нему…
– Привыкла, мама, – кивнула Наталья. – Но привычки оказалось недостаточно, как видишь. А букет лотосов – от Тома, от капитана Роджерса. Однажды я рассказала ему, что Йохен дарил тебе белые розы даже на войне, и он пообещал сорвать для меня лотос.
– Вот видишь, а сорвал целых семь, – улыбнулась Маренн.
– Но я запретила ему делать это!
– Когда это мужчины слушали нас, женщин? Пора бы тебе уже привыкнуть к их вечному желанию верховодить, дорогая. И все-таки, Натали, ты уверена, что хочешь окончательно порвать с Францем? Просто на днях я получила письмо от Джилл, и она пишет, что он очень переживает. Тебе не жаль его? Как-никак, Франц потерял жену, долго был в плену, а теперь вот еще и размолвка с тобой… Может, прежде чем принять окончательное решение, ты хорошенько все взвесишь и обдумаешь?
– Я для того и уехала к себе на Монмартр, мама, – Наталья извлекла из вазы один лотос, вдохнула его аромат, – чтобы разобраться в собственных чувствах.
– А этот твой капитан Роджерс женат?
– Разведен. Детей не имеет. Я познакомлю тебя с ним, мама, – взволнованно произнесла Наталья.
– Я надеюсь.
– А как там Штефан? – сменила тему Наталья. – По-прежнему хулиганит?
– Хулиганит, – кивнула Маренн. – Я безумно скучаю по нему. Впрочем, я по ним по всем скучаю. Джилл пишет, что Клаус получил отпуск, и они с Эльке взяли Штефана на море. Там они приручают каких-то пауков. Оба ведь любят животных, ты знаешь.
– А как поживает Йохен?
– Он сейчас с Зигурд.
– Ей стало хуже? – Наталья вернула цветок в вазу.
– Увы, – вздохнула Маренн. – И я, как это ни удивительно, чувствую ее боль.
– Мама, но ведь, когда она уйдет, Йохен освободится!
– Ты считаешь, я должна радоваться этому? Не получается. Это горе, Натали, большое горе… – Маренн вздохнула и опустилась на диван.
Наталья подошла, присела рядом. Помолчав, сказала:
– Я тоже скучаю по Штефану. Он действительно очень похож на того, моего Штефана. Движениями, улыбкой, взглядом.
– Ты права, – согласилась Маренн. – Раньше я считала, что Штефан пошел в отца, а потом оказалось, что ошибалась.