«Тигр» охотится ночью

Она смотрела, как он раздает приказания подчиненным, иногда оборачиваясь и улыбаясь ей через плечо. Вокруг мельтешат пулеметные ленты, снаряжение, а за мужественным силуэтом Тома открывается залитый солнечным светом тропический пейзаж потрясающей красоты. В нем слились все мыслимые и немыслимые оттенки зеленого и голубого, он словно теряется в нежной, едва уловимой глазом дымке, уходя в бесконечность. И вдруг, заслонив экзотический пейзаж, перед внутренним взором возникли вздыбившиеся кони на Аничковом мосту, удерживаемые под уздцы мифическими атлантами. Коней сменил серо-голубой прозрачный свет в окнах княжеского дома на Фонтанке. Наталья вздохнула: сейчас в их старой квартире живут совсем другие люди, и им наверняка нет никакого дела до мифических коней на Аничковом мосту. Пролетарии, приехали из глубинки, что с них возьмешь? А ведь когда-то ее сестра Лиза, едва проснувшись утром, первым делом подбегала к окну и, распахнув шторы, здоровалась с ними: «Здравствуйте, кони!». Подражая сестре, маленькая Наташа шлепала босыми ногами по паркету, тоже подходила к окну и тоже приветствовала каменных лошадей. А гувернантка Фру, оторвавшись от готовки на кухне яблочных пончиков к завтраку, вбегала в их комнату и пугала обеих простудой, если они будут продолжать бегать по полу босиком.

Нет, тот блеклый питерский свет совсем не похож на этот яркий, ослепительный свет джунглей. Могла ли она представить себе там, в старой ленинградской квартире, что однажды увидит его, свет джунглей во Вьетнаме?! Могла ли предвидеть, что увидит и узнает всех этих людей, что полюбит Тома? Тома, жившего в то время на другом конце света – во Флориде. Нет, представить такое было попросту невозможно. Однако засевшие в памяти клодтовские кони заставляли порой плакать и сожалеть о своем решении. Сожалеть, несмотря на годы жизни за границей, несмотря на работу и чувства. Вот Лиза не выдержала: вернулась-таки в Ленинград. Правда, теперь она живет в другом доме и с конями на Аничковом мосту по утрам уже не здоровается – до них еще надо дойти. Сама же Наталья решила для себя, что не вернется на родину никогда. Пусть даже ради этого придется пожертвовать встречей с сестрой…

Но тогда Наталья еще не знала, сколь сильно память и одиночество иссушают сердце.

– Осторожно, мэм!

Задумавшись, она едва не оступилась, и Джонс поддержал ее под локоть.

– Благодарю, Дик.

…Снова тонкой лесной тропинкой, гуськом, друг за другом, двинулись по джунглям. Вдруг мимо Натальи пробежал взводный сержант Гриффитс. Догнав капитана Роджерса, он доложил:

– Сэр, исчез рядовой Болдовски!

– Как исчез? – Капитан резко остановился и скомандовал: – Всем стоять! – Потом снова повернулся к Гриффитсу: – Когда исчез?

– Он шел последним, мы не заметили, сэр.

В этот момент до слуха членов отряда донесся треск срубаемых мачете ветвей, а затем и крик:

– На помощь! На помощь! Помогите!

– Он сбился с дороги! – первым сообразил Гриффитс. – И заблудился в джунглях.

– Нам еще только его криков здесь не хватало! – сердито нахмурился капитан. – Позиция гуков уже близка, не исключено, что среди них есть и снайперы. Визг этого болвана только поможет им подтвердить свою репутацию отличных стрелков. Немедленно разыщите Болдовски и заткните ему рот! Тоберман!

– Да, сэр.

– Ты знаешь, что делать.

– Так точно, сэр.

Тоберман, Гриффитс и Джонс начали медленно продвигаться в направлении звуков, издаваемых Болдовски. Наталью всегда поражало, сколь быстро американские солдаты научились действовать бесшумно и незаметно, практически сливаться с джунглями. Однажды она сама видела, как вьетнамский патруль, прошагав буквально в метре от затаившихся в дозоре Гриффитса и Джонса, не заметил их и проследовал дальше.

Разведчики обнаружили Болдовски метрах в трехстах от тропы: тот отчаянно рубил лианы своим мачете, не переставая звать на помощь. Гриффитс неслышно скользнул к нему и, словно материлизовавшись из воздуха, перехватил его руку с зажатым в ней мачете. Болдовски мгновенно перестал вопить, но в зарослях уже обозначилось легкое движение.

– Снайпер! Ложись! – крикнул Тоберман, сориентировавшись первым.

Все тотчас упали на землю и буквально вжались в нее. Звука выстрела никто не услышал, однако пуля пронеслась аккурат над головой Джонса и впилась в толстый ствол дерева. Несколько мгновений царила тишина.

– Ушел. Видимо, решил, что раз обнаружил себя, лучше уйти, – изрек Гриффитс и стал подниматься.

– Лежать! – прошипел Тоберман.

Но опоздал. Пуля успела впиться в руку сержанта, и он снова упал, уже без всяких понуканий.

– Вот теперь он точно ушел. Пустил кровь и успокоился, – сказал через какое-то время Тоберман. И тихо скомандовал: – Уходим! – А потом сильно ткнул Болдовски в спину: – Пошевеливайся! Хотя лучше было бы позволить вьетконковцу убить тебя здесь.

Тоберман и Джонс довели Болдовски до колонны, а Гриффитса привели к Наталье.

– Док, поработайте с ним!

Наталья осмотрела раненого: пуля вырвала небольшой кусок мяса из левой руки сержанта, рана сильно кровоточила.