Тигр, олень, женьшень

Плохо охраняемая граница всегда влечет бродяг, авантюристов и хищников, ибо здесь — никакого жилья на многие версты; много повидала залегшая на границе древних азиатских государств тропа — горе, пот и кровь. Реже — радость. Если бы научиться понимать слова в шелесте старых деревьев, в шуме ветра, в журчании безымянных ручьев и реки Туманган, немало странных, а порою жутких историй можно было бы пересказать людям…

Сейчас, зимой, тропой почти не пользовались. Насупившись стоял потерявший листву почерневший лес. Снег лежал глубокий, и древняя дорога выглядела просто извивающейся белой полоской, стремящейся сквозь леса и горы в таинственно голубеющую даль. Мне грезилось — в сказочное царство-государство, где в высоких теремах-пагодах среди цветов, мелодичного пения и музыки загадочно улыбаются узкоглазые восточные красавицы в длинных шелковых халатах… Чего не грезится в двадцать три года?

Однако поднявшийся северо-западный ветер начинал леденить и мечты, и лицо, и руки, заставил пригибаться и отворачиваться. Горизонт потускнел. Вечерело. Совсем красное на западе, солнце уже коснулось дальних гор, а мы все не могли преодолеть обширную безлесную пойму Тумангана. Стараясь ступать в глубокие лунки сильно заметенного одинокого следа, стремились добраться до маячивших впереди лесистых холмов: в богатом дровами и защищенном от злых ветров овражке можно разбить палатку.

Но Валентин выглядел настолько плохо, что дотянуть до этих холмов уже не надеялись, а жесткая морозная ночь надвигалась с каждой минутой. Дело принимало серьезный оборот. Заночевать при сильном морозе на открытом месте совсем без дров — очень рискованно. Все, я это хорошо заметил, часто и с беспокойством осматривались по сторонам. Как вдруг Андрианов крикнул:

— Дым, гебята! Там, вегно, жилье! — Он сильно картавил.

Все посмотрели в указанную сторону. Да, дым. Далеко справа на опушке лесистой гривы стояли табором какие-то люди.

— Пошли к ним, как-нибудь переночуем, — пробурчал Кузьмич.

Мы повернули свою вьючную лошадку с тропы и целиной, по глубокому снегу направились к спасительному теплу. Не по пути и без дороги, но что делать? Иного выхода не было.

До дымящей сквозь заросли трубы незнакомого жилья оставалось всего два-три десятка шагов, когда на тревожный лай бежавших впереди собак из низкой бревенчатой постройки один за другим выскочили ее обитатели. И только взглянув на них, мы поняли, что попали в разбойничье логово: люди в теплых синих ватниках и мохнатых шапках-ушанках совсем не походили на простодушных ловцов пушного зверька или бедных выжигателей древесного угля, которых мы рассчитывали встретить!

Обе стороны сразу почувствовали себя неуютно: встреча произошла неожиданно, нас оказалось поровну, по четверо с каждой, но оружие у нас в руках, наготове…

Одним словом, встретились без обычного на Востоке радушия и гостеприимства; но не пустить на ночь забредших людей закон тайги не разрешает, а нам повернуть было просто некуда.

— Что будем делать? — Володя в момент раздумий всегда теребил свой мощный нос. Я ответил вполголоса:

— Придется, брат, ночевать, только быть начеку.

Мы развьючили лошадь, укрыли попоной, а сами с котомками и ружьями в руках один за другим нырнули в низкую дверь. Зимовье оказалось не на четверых, а человек на пятнадцать, но, на наше счастье, основная шайка ушла на дело, оставив две пары дозорных. А эти проспали и, заметив нас в последний момент, хоть и успели спрятать винтовки, чтобы выдать себя за промысловиков, впопыхах не прибрали подсумков и рассыпанных на подоконнике маузерных патронов. Позднее, украдкой, они замели и эти следы, а мы сделали вид, что ничего не заметили.

Зимняя фанза-барак, в которой мы оказались, срубленная из лиственничных бревен, была низкой и темной. Всего одна дверь и маленькое оконце. Прямо от двери во всю длину — утрамбованный земляной пол, по правую руку нары. Какие-то полки и вешалки терялись в тени закопченных стен в дальнем углу длинной постройки.

Валентин чувствовал себя совсем скверно, поэтому первым делом попросил разрешения прилечь. Хозяева указали на дальнюю часть свободных нар. Сбросив обувь, он лег и тихо застонал. Несколько лет назад товарищ был тяжело ранен хунхузской пулей. Во время перестрелки в положении лежа пуля вошла ему в ямку около правой ключицы, прошила легкое и вышла в левый бок, раздробив два нижних ребра. Отличный гимнаст и очень здоровый от природы донской казак чудом выжил, но стал побаливать. И, видимо простудившись, сегодня почувствовал себя плохо. Однако сейчас, довольные уже тем, что он лежит не на улице, мы сунули ему таблетку аспирина, прикрыли верхней одеждой и занялись хозяйственными делами.

Мы с Володей втащили мешки, распаковали провизию. Иван Кузьмич развел в топке кана огонь, повесил котелок и чайник. Скоро немудрящий ужин был готов, мы расселись на кромке нар, пригласив по восточному обычаю хозяев. Но те вежливо отказались:

— Чила, чила… (Уже поели…)