Тигр. Рысь

Видно было, что Андреич заметно обеспокоился появлением в окрестностях «Северного» заядлого охотника и браконьера Калганова. И в моей душе кошки скребли — яблочко из его рук приняла, а руки-то в кровище по локоть…

— Пойдем домой…

Мы с Раем вернулись в наш коттедж, который уже почему-то легко называли «домом». И впрямь, поглядеть на нас со стороны — чем не семейная пара? Мы даже внешне друг другу подходим. И, пожалуй, гармонично дополняем друг друга в наших характерах. Он молчит, я — болтаю… Он часто хмурится, а я улыбаюсь даже сквозь слезы. Если его нет рядом даже пять минут, я начинаю скучать… Мой Рай… Мой ли ты, Рай? Только ли — мой?… Потому что, ни с кем уже не хочу тебя разделить.

Глава 6. «Прыжок Рыси»

…Не ходи ко мне, желанная,
Не стремись развлечь беду —
Я обманут ночью пьяною,
До рассвета не дойду;

Из-под стрехи в окна крысится
Недозрелая луна;
Все-то чудится мне, слышится:
Выпей, милый, пей до дна!..

«Оборотень», Хелависа

Спокойно скатился к ночи этот неспокойный день. Мы с Раем чаевничали на кухне нашего домика, и я опять пересказывала сюжет какого-то нового фантастического фильма, что посмотрела еще в городе. Рай слушал внимательно, он тоже любил истории про полеты и небо, про далекие планеты и раскаленные звезды. А я вдруг подумала, что Рай вполне мог бы стать космонавтом и даже быть первым человеком, что полетел в космос. Если бы все так трагично не случилось в его жизни… в жизни всей нашей страны, да и многих других.

Все изменила война, искалечила душу и тело. И ведь ни ему одному… Рай смог выжить и вернуться домой… Только уже новым существом. Но, стал ли он хуже…

— О чем ты думаешь сейчас? Ты уже пять минут смотришь на меня и молчишь.

— Да? Прости, я… я все время куда-то улетаю. Зацеплюсь мыслями за одно облако, а потом перепрыгну на другое и все дальше и дальше…

— Возьми меня с собой. Я хотел бы летать с тобой вместе.

Я подошла к нему и прижала его кудрявую голову к своей груди. Наверно, он сейчас слышит, как мечется у меня внутри сердце. Ну и пусть. Именно сейчас оно бьется только для него.

— «Родной мой, золотой, солнышко ты мое, рыженькое!»

Меня охватила несказанная жалость и нежность к нему, эти два чувства переплелись неразрывно и бешено поднимались сейчас по моей крови, словно муксун на нерест.

Рай взял меня на руки и отнес в спальню. Губы его загадочно улыбались.

— Разрешение когда будешь писать?

— Я так… в устной форме тебе все разрешу. Уже можно…

— Ну, уж нет! Скажешь потом, что я тебя, маленькую такую, обижал…

И он засмеялся, как озорной мальчишка, поцеловав меня в нос. Я, конечно, тоже смеялась, обнимала его, помогала стянуть через голову футболку… сначала его, потом свою. А потом мы снова услышали звук выстрела где-то со стороны озера. Рай даже зубами заскрипел.

— Там «скрад» у него соломенный, прямо на «лыве», уток сидит, караулит… Я еще лебедей видел вчера… первый раз в жизни. Аж две пары! Ох, и красивые птицы. Он же и их пристрелит играючи, для него ничего святого нет…

Рай начал быстро одеваться с явным намерением куда-то бежать. Я чувствовала себя брошенной, немедленно забытой. Да, он хоть бы что-то мне сказал… лично мне! И уже когда Рай собирался броситься в темноту за порог, я не выдержала и закричала первое, что в голову пришло:

— Саша, подожди!

Рай медленно повернулся и встал передо мной. Я почти не видела его лицо, только очертания его большого силуэта возле кровати.

— Почему ты так меня назвала?

— Не знаю… само как-то вырвалось. Я все время хочу тебе рассказать историю одного летчика, он был сбит во время воздушного боя, две недели полз к своим по снегу в лесу, ноги отморозил, но, даже на протезах смог водить самолет. Он настоящий герой. Его звали Александр Мересьев.

Рай помолчал пару секунд, а потом тихо, но твердо меня поправил:

— Неверно ты говоришь… Его звали Алексей. И Маресьев, а не Мересьев. Мы все про него знали… Он же легенда! Он и на протезах потом пять самолетов вражеских сбил на своем «Яке». Над Курской дугой это было… Борис летал в его звене… мой товарищ, учились вместе.

А, ты хоть на мгновение представить можешь, что там творилось — на земле и в воздухе, и часто одновременно? Я, конечно, в аду не был, но понятие о нем теперь имею отличное. Страшнее ничего не может быть… когда земля и небо — это сплошной огонь и стоит жуткий вой от падающих самолетов, а внизу грохочет артиллерия… там стоит дым… чад… гарь… и в этом кошмаре живые и мертвые люди… и множество полуживых!

И ни одного нашего парашюта… никто не планировал спастись. Горит самолет — дотяни машину до немецких позиций и сдохни там, разгромив напоследок хотя бы часть их батареи, просто упав на них сверху с оставшимися бомбами… или прямо в воздухе иди на таран… так делали многие…