Тигр скал

— Неправ ты, никто не имеет права бросить на пол­дороге товарища, больного товарища, никто на свете не имеет такого права. Тот, кто так поступает, свинья, понял, свинья, и больше ничего.

— Вот посмотришь, посмотришь, и потом говори,— невразумительно ответил четвертый с грустью в голосе.

— О чем это ты? Что он должен посмотреть? — попытался выяснить третий.— Уж если ты не хочешь за­молчать, говори яснее, что...

— Я говорю, что я имею право... на все имею право... уже. Вы — не знаю, дело ваше, но я имею право теперь, понял? Вот если бы я мог, спел бы «Бубу Какучелу»! Ты когда-нибудь слышал эту песню? Наверное, нет, потому-то и противишься. А ты знаешь, о чем эта песня? В ней поется о вине и о женщинах. Эти две вещи — самые главные в жизни, понял? Или, может, я ошибаюсь? Мой бог, неужели и в этом я ошибаюсь?

— Вино? А почему именно вино? Разве водка хуже? — не согласился третий.

— Тогда и женщин заменим! Почему это именно ви­но и женщины? — вмешался в их спор первый.— Вод­ка и... водка и... постой, чем же заменить женщин, а? Вот тех самых женщин, которые ждут нас там, внизу, дома, которые смотрят, смотрят на дорогу, смотрят, высматривают нас, ждут с дальних дорог меня, и тебя, и всех нас, других... Чем же нам их заменить? Может, ты придумаешь другое слово? Неужели воз­можно заменить женщину?!

— Так вот и вино. Как водка не заменит вина, так и женщину ничто не заменит. Женщина есть женщина, и баста, и вино есть вино! Водка — это совсем другое, водка... квас и глясе...

— Ну, ты тоже, поехал!.. Оставим эти философство­вания. Я за то, чтобы заснуть, а вы как? — сказал третий.— Итак, я уже сплю!

— Да, сон — хорошая вещь. Кто знает, может, тебе приснится земля, наши города и знакомые лица... Дейст­вительно, что может сравниться со сном! Но Илико? Ведь Илико не сможет заснуть? Оставить его с его видениями и галлюцинациями? — оглядывая товари­щей, сказал второй.

— Он тоже уснет. Спорим, что уснет. Постепенно расслабнет, разморится и уснет,— нежась в тепле спального мешка, пробормотал третий.

— Ты как думаешь? Тэмо, Минаан, а вы? Вы тоже так думаете? Если вы все так считаете, давайте и правда уснем. Чего же мы ждем, в самом деле? В мыс­лях и мечтах о земле мы так сладко уснем...

— Обо мне речь? — внезапно поднял голову четвер­тый.— Я сейчас разговаривал с богами, и они тоже посоветовали мне так: спи. Но я все взвесил и решил бодрствовать до утра, а потом усну. Сердце мне подска­зывает, сердцем чувствую, что так лучше. А до утра я могу петь. Как раз Кирилл никогда не слышал наших песен, вот и послушает. Спать под музыку хорошо, приятно. Будут сниться разноцветные сны. До утра можно столько песен спеть, что... Потому я и решил бодрствовать. Боги сказали свое. А я сделаю свое. Потому что сердце так подсказывает. Первый власте­лин — сердце, а потом уже боги... Я думаю, все понятно. Я думаю, что хотя бы сейчас я говорю понятным языком, а? — обратился он к третьему и, не ожидая ответа, продолжил: — А утром я перейду в их распоряже­ние. А до тех пор уж вы на меня не обижайтесь. И вооб­ще пусть никто на меня не обижается. Когда вы уснете, я припомню одну песню. Когда-то я очень любил ее Ага, она была про детей, про детей, ожидающих возвра­щения с охоты отца, который принесет им мяса. Они глядят на горные тропинки в надежде увидеть отца с добычей на плечах. Но отец не появляется. По-моему, я много раз пел эту песню. Слова помню хорошо, но вот мотив никак не могу вспомнить. Не знаю, правда ли я ее пел когда-нибудь? Но какое это имеет значе­ние, я спою ее теперь, спою на другой мотив, что с того! Я с ума сойду, если не спою! Неужели я говорю что-то непонятное? А? Кирилл, может быть, ты слыхал эту песню? Ах да, простите, вы теперь спите, усните, мои дорогие. А я пошлю вам разноцветные сны... Значит, так...

— Минаан, тебя зовут. Туда зовут,— сказал стояв­шему на коленях товарищу второй.— Здесь тебе уже нечего делать. Мы получили свою долю. Здесь ты зря тратишь силы и время, только и всего, больше ничего...

«Все же как это случилось?» — упорно думал Ми­наан. Ползком он выбрался из палатки и ползком же продолжил путь. Он уже не чувствовал усталости, и спать не хотелось. Всем его существом владела одна-единственная мысль: как все это случилось?

Потом вспомнил, что рассказал ему Кирилл. Вспом­нил — и еще раз представил очутившихся на вершине товарищей без палатки, без спальных мешков. Застиг­нутые ночным мраком, они тщетно искали убежища, теплой одежды и еды, ползком, на коленях, искали и ничего не находили, обалдевшие от воя и свиста ветра, от бьющего по глазам снега. Они боролись с наступаю­щей смертью, кричали, но измученное тело брало свое, оно требовало сна, а сон означал смерть.

Холодная   ночевка...   холодная   ночевка...   Минаан вспоминает холодную ночевку на Виа-Тау. Сколько лет прошло с той далекой поры... Неоперившимся птенцом был он тогда, на Виа-Тау... Но какое сравне­ние — холодная ночевка на небольшой теплой вершине теплого Кавкасиони и холодная ночевка на одной из высочайших вершин холодного Тянь-Шаня!