Тигр снегов

Итак, 23 мая отряд Бурдиллона – Эванса поки­нул цирк. 25 мая мы последовали за ними: Хиллари и я, Лоу и Грегори и восемь наиболее сильных шерпов. На склоне Лхотсе нам встретились шерпы, которые разбили для нас лагерь на Южном седле, они поже­лали нам успеха. А между тем не было даже извест­но, придется ли нам вообще идти на штурм – ведь на завтра намечалась попытка Бурдиллона—Эванса.

Вокруг древка моего ледоруба я обернул четыре флажка. Два из них, английский и Объединенных На­ций, привезла с собой экспедиция. Третий, непаль­ский, нам преподнесли в Катманду. А четвертый, ин­дийский, был тот самый, который дал мне Роби Мит­ра в Дарджилинге.

– Вы не возражаете, если я возьму его с собой? – спросил я полковника Ханта за несколько дней до штурма.

– Это отличная мысль, – ответил он.

И вот я иду по снегу со своими четырьмя флажка­ми, но куда я их донесу, никто не мог знать. Ведь Бурдиллон и Эванс тоже несли с собой флажки и ус­пели уже подняться намного выше нас.

Как и во время первого похода на седло, мы с Хил­лари почти всю дорогу пользовались кислородом. Экс­педиция была оснащена аппаратами двух типов: так называемым «закрытым», который подает чистый кислород, и «открытым», в котором кислород смеши­вается с окружающим воздухом. Бурдиллон и Эванс шли с аппаратами первого типа, мы с Хиллари – вто­рого. Хотя наши аппараты не так облегчали дыхание, зато не чувствовалось резкого перехода, когда прихо­дилось выключать их; вообще они производили более надежное впечатление. Наряду со снаряжением, пред­назначенным для восхождения, мы пользовались в верхних лагерях еще так называемым «ночным кис­лородом»; брали аппараты с собой в палатку, вклю­чали слабую струю смеси и дышали время от времени в течение ночи, когда испытывали сильное удушье или не могли уснуть.

Снова мы ночевали в лагере VII, только на этот раз не в такой тесноте – все остальные были теперь выше или ниже нас. Утро выдалось ясное, и вскоре после нашего старта мы увидели высоко над собой, у самой Южной вершины, две точечки – Бурдиллона и Эванса. Потом они исчезли, а мы продолжали вос­хождение через верхнюю часть снежного склона Лхотсе, вверх по женевскому контрфорсу, до его высшей точки, и, наконец, вниз к Южному седлу. В лагере VIII мы застали только шерпу Анг Тенсин­га, которого мы звали Балу, Медведь[16]. Он был од­ним из двух носильщиков, сопровождавших полков­ника Ханта, однако почувствовал себя плохо в то yтро и не пошел с остальными, когда они направились вверх. Анг Тенсинг сообщил нам, что отряд выступил совсем рано: Бурдиллон и Эванс – с заданием подняться возможно выше и полковник Хант с Да Намгьялом – они понесли снаряжение для самого высокого лагеря, предназначенного для нас с Хиллари. С тех пор Анг Тенсинг их не видел и знал, собственно, даже меньше нас – мы хоть видели две точки около Южной вер­шины.

Нам не пришлось долго ждать. Придя на седло, мы почти сразу же увидели полковника Ханта и Да Намгьяла, спускавшихся по снежному склону с юго-восточного гребня, и поспешили им навстречу. Оба страшно устали. Полковник Хант свалился и проле­жал так несколько минут; я напоил его лимонадом и помог забраться в палатку. Отдохнув немного, Хант рассказал нам, что они поднялись примерно до 8340 метров, то есть метров на шестьдесят выше того места, где мы с Ламбером устраивали бивак годом раньше. Он надеялся подняться еще дальше, до 8535 метров, однако сил уже не было, и они сложили на снег снаряжение для лагеря IX. Оставили и кисло­родные баллоны, которыми пользовались при восхож­дении. Тяжелое состояние Ханта и Да Намгьяла как раз объяснялось тем, что они спускались совершенно без кислорода. Оба лежали по своим палаткам, я про­должал поить их лимонным соком и чаем, и постепен­но они пришли в себя. Одно из самых моих приятных воспоминаний от экспедиции – это когда полковник Хант выглянул из спального мешка и пробормотал: «Тенцинг, я этого никогда не забуду».

Затем мы снова принялись ждать – Бурдиллона и Эванса, и это ожидание затянулось надолго. Я про­должал ухаживать за полковником и Да Намгьялом, но чаще всего стоял снаружи, глядя в сторону верши­ны и пытаясь угадать, что там происходит. Один раз, когда я заглянул в палатку Ханта, он сказал:

– Хорошо бы они сделали это к коронации коро­левы.

Я подумал: «Может быть, потому-то англичане и пошли первыми, а не мы с Хиллари». Однако тут же сказал себе: «Нет, это глупости. Нет ни „первых“, ни „вторых“ – Хант едва не поплатился жизнью, чтобы забросить припасы для меня и Хиллари. Нет ни „пер­вых“, ни „вторых“ – есть только Эверест, и кто-то дол­жен взять вершину». Я опять вышел наружу и стал всматриваться вверх, гадая о судьбе товарищей.