Тигр снегов. Неприкосновенная Канченджанга

Лагерь I расположился на балконе, обращенном к Джанну; его отделял от базы короткий и легкий отрезок пути. Зато в любом из вышележащих лагерей невольно рождалось чувство отрезанности от всего мира. Даже когда уменьшалась угроза лавин на западном склоне Горба, спускающимся вниз альпинистам нужно было еще преодолеть 150-метровый кулуар в восточной части Горба. Лучше всего был укрыт лагерь II на Плато. Выше обычно сильный ветер вихрил снег. Особенно метель докучала в таких местах, где, как в лагере II, над палатками возвышались сераки. Ветер срывал с них снег и заносил палатки, затрудняя работу.

В тихую солнечную погоду мы нередко и выше 6000 метров шли в одной рубахе с короткими рукавами. В лагере III на высоте 6700 метров температура днем в тени поднималась порой так высоко, что в палатке становилось жарко. А несколько часов спустя, ночью, жара сменялась морозом, дыхание восходителей осаждалось инеем на стенках палатки и спальных мешках.

В палатке мы находились в теплых фуфайках, толстом шерстяном белье, свитерах и легких ветронепроницаемых брюках. Когда облака заслоняли солнце, а также утром и вечером приходилось еще надевать стеганые пуховые куртки, а то и такие же брюки. Выходя наружу, когда дул ветер, надевали ветронепроницаемые костюмы. Ноги всегда были защищены шерстяными носками, на которые на ночь натягивались пуховые носки. Вне палатки носили еще подбитые мехом ботинки или высокие парусиновые сапожки с мягкой подошвой. В нижних лагерях можно было уютно спать в двух мешках, оставаясь в шерстяном белье. Но в верхних лагерях на каждого человека редко приходилось больше одного мешка, и на ночь тоже приходилось надевать стеганый костюм, хотя под мешком всегда лежал надувной матрац.

Рационы для верхних лагерей составлялись особенно тщательно, однако никакая тщательность в выборе пищи не может на такой высоте заменить аппетит. Есть было трудно, хотелось только пить. Отвращение к пище сильнее всего сказывалось по утрам. На завтрак часто подавалась овсяная каша: ее легко готовить. Но выше лагеря III мало кто был в состоянии съесть полную тарелку. Обычно, проглотив несколько ложек, человек выскакивал из палатки и освобождал желудок. Вечером дело обстояло, как правило, лучше. Нам удавалось одолеть миску супа и несколько галет, а также немного сушеного или консервированного мяса.

Выше 7000 метров альпинист быстро теряет вес и силы. Он уподобляется больному человеку, постоянно ощущает усталость. Повернется в спальном мешке, возьмет ботинок или коробку спичек — уже и запыхался. Малейшее движение требует напряжения воли. Большую часть времени восходитель проводит в тесной палатке, занятый своими недомоганиями: воспаление горла, кашель, солнечный ожог… Лишь иногда он словно пробуждается и оказывается в состоянии оценить величие окружающих его картин, осознать, в каком удивительном мире очутился. По мере того как истекают силы, гаснет интерес, и наступает момент, когда человек чувствует, что все его усилия ни к чему не приводят, хочется поскорее бросить все.

Тому, кто никогда не испытывал безудержного желания взойти на вершину — идти по ее склонам, ощутить руками, изучить во всех подробностях и посмотреть на мир с нее, — тому образ жизни выше 7000 метров покажется непостижимым. Если бы такой человек вдруг перенесся в один из верхних лагерей на Канченджанге, он удивился бы: что могло привести сюда людей издалека?!

В базовом лагере палатки стояли среди валунов, на земле здесь росли мох и трава. Кроме вместительного шатра мы поставили несколько четырехместных палаток типа «Мид»^[25].

Каждый мог устроить себе постель по своему вкусу, разместить кругом личное имущество: вещевой мешок с одеждой, книги, письменные принадлежности. Завтрак и ленч подавались за столом на свежем воздухе, и можно было видеть весь путь до Горба, а также идущих по нему людей.

Питание разнообразилось кое-какими местными продуктами. В Моренном лагере забили яка, мясо доставили на базу и сложили на хранение в трещине. Имелся картофель, яйца, рис. Аппетит возрождался в первую очередь благодаря искусству повара Тхондупа, ветерана гор, который не однажды был поваром в экспедициях и умеет придать уют временным бивакам. Отряд выступает в путь — и Тхондуп идет во главе своей свиты из десять — двенадцать носильщиков, они несут посуду, брезенты и колья.

В каждом новом лагере он ставил надежную, непроницаемую для ветра кухню. Утром и вечером кто-нибудь из нас обязательно сидел у огня, уписывая горячие блины. Тяжелая пища, скажут иные, но для нас это было лакомством после вечных галет. Как место отдыха кухня страдала лишь одним недостатком — дым. Глаза шерпов привыкли к нему, и, когда гости надоедали Тхондупу, он выживал их, подбрасывая в огонь сырой можжевельник.