Тигр! Тигр!

Все вы умерли несколько дней назад. Как это вышло, что никто из вас этого так и не понял? Возможно, все дело в этом Это, о котором разглагольствовал Бро, возможно. Но во всяком случае, вы умерли еще до того, как попали в четверг в бомбоубежище. Ты мог бы и догадаться, когда увидел свой разбомбленный дом. В четверг бомбили особенно сильно.

Она подняла руки и стала освобождаться от платья. В мертвой тишине было слышно, как шуршат и позвякивают блестки. Платье упало на пол, обнаружив пустоту. Абсолютно пустое место.

— Мне понравилось это убийство, — продолжила леди Саттон. — Было очень забавно, что мертвые пытаются убить. Поэтому я и позволила вам довести ваш план до конца.

Она сняла чулки и туфли; теперь не осталось ничего, кроме рук, плечей и тучной головы леди Саттон. Ее лицо по-прежнему было слегка печальным.

— С учетом того, кто я такая, было просто смешно, что вы хотите меня убить. Конечно же, никто из вас этого не знал. Эта пьеса, Боб, была чистый восторг, потому что я — Астарот.

Голова и руки вдруг подпрыгнули в воздух и упали рядом с отброшенным платьем. Теперь ее голос звучал из пустого, дымом и пылью заполненного пространства, совершенно бесплотный, но, когда случайный сквозняк вскручивал пыль, обрисовывался контур, пустой пузырек страшной для глаз фигуры.

— Да, — продолжил спокойный голос. — Я — Астарот, старая как мир, старая и исскучавшаяся, как сама вечность. Потому я и решила разыграть эту маленькую шутку. Я решила для смеха поменяться с вами ролями. Если ты целую вечность только тем и занимаешься, что устраиваешь ад для проклятых, поневоле истоскуешься по новизне и забавам, ибо нет ада страшнее, чем ад однообразия и скуки.

Голос говорил, а тысячи разбросанных кусков Роберта Пила слышали и понимали. Тысячи частиц, каждая из которых содержала истерзанную искорку жизни, слышали голос Астарот и понимали ее.

— О жизни я не знаю ничего, — задумчиво сказала Астарот, — но вот смерть я знаю, смерть и справедливость. Я знаю, что каждое живое существо создает, и создает навсегда, свой собственный ад. То, чем вы стали сейчас, вы создали сами. Внимайте же все, прежде чем я удалюсь. Если кто-то из вас готов возразить справедливости Астарот — говорите!

Ее голос разнесся по всем уголкам Вселенной, и ответа не прозвучало.

Тысячи истерзанных частиц Роберта Пила все слышали и не ответили.

Фиона Дюбеда, пребывавшая в свирепых объятиях своего боголюбовника, все слышала и не ответила.

И гниющий, самопожирающий Дигби Финчли тоже все слышал и не ответил.

И ищущий, вечно сомневающийся Христиан Бро услышал в чистилище и ничего не ответил.

Не ответили ни Сидра Пил, ни зеркальный образ ее страсти.

Все проклятые всех времен в бесконечном количестве ими же созданных вариантов ада все слышали, все поняли и ничего не ответили.

Справедливость Астарот не подлежала сомнению.

ОДДИ И ИД [10]

_{© Перевод В. Гольдича, И. Оганесовой}

Это история о чудовище.

Его назвали Одиссеем Голем в честь папиного любимого героя и вопреки маминым отчаянным возражениям; однако с тех пор, как ему исполнился год, все звали его Одди.

Первый год жизни есть Эгоистическое стремление к теплу и надежности. Однако, когда Одди родился, он вряд ли мог на это рассчитывать, потому что папина контора по продаже недвижимости обанкротилась и мама стала размышлять о разводе. Неожиданное решение Объединенной радиационной компании построить в городе завод сделало папу богатым, и мама снова влюбилась в него. Так что Одди все-таки получил свою долю тепла и надежности.

Второй год жизни был годом робкого исследования мира. Одди ползал и изучал. Когда он добрался до пунцовых витков электрокамина, неожиданное короткое замыкание спасло его от ожога. Когда Одди вывалился из окна третьего этажа, он упал в заполненный травой кузов механического садовника. Когда он дразнил кошку, она поскользнулась, собравшись прыгнуть на него, и ее белые клыки сомкнулись над ухом Одди, не причинив ему никакого вреда.

— Животные любят Одди, — сказала мама, — Они только делают вид, что кусают его.

Одди хотел быть любимым — поэтому все его любили. Пока Одни не пришло время идти в школу, все ласкали и баловали его. Продавцы магазинов задаривали мальчишку сластями, знакомые вечно приносили ему что-нибудь в подарок. Одди получал столько пирожных, лимонада, пирожков, леденцов, мороженого и других съестных припасов, что их хватило бы на целый детский сад. Он никогда не болел.

— Пошел в отца, — говорил папа, — У нас хорошая порода.

Росли и множились семейные легенды о везении Одди. Рассказывали, что совершенно чужой человек спутал его с собственным сыном как раз в тот момент, когда Одди собирался зайти в Электронный цирк, и задержал его настолько, что Одди не стал одной из жертв того ужасного взрыва, что произошел в 98-м году… А забытая в библиотеке книга спасла Одди от упавшей ракеты в 99-м году…

Разнообразные мелкие случайности избавляли его от всяческих катастроф. Тогда никто не понимал, что он — чудовище.