Потом она снова вернулась на то же место и пыталась вырваться из невидимых рук, которые ее удерживали. Она боролась и кричала, все время глядя в одну точку прямо перед собой, и вдруг замерла, прижав к ушам ладони, как будто рядом с ней раздался нестерпимо громкий шум.
Она упала на колени и, застонав, как от боли, поползла по полу. Потом остановилась, прильнула к чему-то невидимому, лежавшему на полу и застыла молча, а ее лицо вновь стало кукольно безмятежным и мертвым. Рич понял, что все это значит, и похолодел.
Девушка только что воспроизвела всю сцену гибели своего отца. Воспроизвела ее для Пауэла. И если Пауэл сумел прочесть все остальное…
Пауэл подошел к девушке и поднял ее. Она встала грациозно, как танцовщица, безмятежно, как сомнамбула. Поддерживая девушку, Пауэл повел ее к дверям. Они не видели Рича, не знали, что он держит их на мушке, а он выжидал удобного момента. Один выстрел, и ему уж ничто не грозит. Пауэл открыл дверь, потом внезапно повернул девушку, прижал к себе и посмотрел вверх. У Рича перехватило дыхание.
— Ну что же вы? — крикнул Пауэл. — Стреляйте, мишень хоть куда. Сразу избавитесь от обоих. Стреляйте, чего там!
Краска гнева залила его худое лицо. Над темными глазами хмурились черные густые брови. С полминуты он в упор глядел на невидимого ему Рича, глядел дерзко, зло, без страха. Потом Рич опустил глаза и отвернулся, пряча лицо от взгляда человека, который не мог его видеть.
Пауэл вывел девушку — она была все так же послушна — из комнаты, тихо прикрыл за собой дверь, и Рич понял, что упустил шанс на спасение. Он был теперь на пол пути к Разрушению.
Представьте себе испорченный фотоаппарат, который постоянно воспроизводит один кадр — тот самый эффект, фиксируя который аппарат поломался. Представьте себе исковерканный записывающий кристалл, который повторяет лишь одну музыкальную фразу, ужасную, незабываемую фразу.
— У нее состояние навязчивых воспоминаний, — так объяснил, сидя в гостиной у Пауэла, доктор Джиме из Кингстонского госпиталя внимательно слушавшим его Пауэлу и Мэри Нойес. — Она реагирует только на ключевое слово «помощь» и воспроизводит сцену, с которой для нее связано какое-то ужасное воспоминание…
— Смерть отца, — сказал Пауэл.
— О? Тогда понятно. Что же касается остального — кататония.
— Это неизлечимо? — спросила Мэри Нойес.
Молодой доктор Джиме взглянул на Мэри с удивлением и возмущением. Хоть он и не был щупачом, но в Кингстонском госпитале считался одним из самых способных молодых ученых и был фанатически предан науке.
— В наше время, в наши дни? Сейчас нет ничего неизлечимого, мисс Нойес, за исключением физической смерти, но и над этой проблемой уже начали работать у нас в Кингстоне. Исследуя смерть с симптоматической точки зрения, мы приходим к выводу…
— В другой раз, доктор, — перебил Пауэл. — Сегодня лекция не состоится. Прежде всего дело. Как, по-вашему, могу я работать с этой девушкой?
— Каким образом?
— Обследовать ее телепатически.
Джиме задумался.
— А почему бы нет? Я лечу ее методом deja eprouve. Вам это не должно помешать.
— Метод deja eprouve? — переспросила Мэри.
— Величайшее изобретение, — взволнованно объяснил Джиме. — Его автор — Гарт, один из ваших щупачей. Больной впадает в кататонию. Это бегство. Уход от действительности. Его сознание противится конфликту между окружающей реальностью и тем, что заложено в его подсознании. Отсюда стремление не существовать, перечеркнуть весь свой жизненный опыт, вернуться к зачаточному состоянию. Вы меня понимаете?
Мэри кивнула:
— Пока да.
— Отлично. Deja eprouve — старинный термин, введенный в употребление психиатрами в девятнадцатом веке. Буквально он означает: нечто уже пережитое, испытанное. Многие больные так горячо чего-то хотят, что в конце концов им и впрямь начинает казаться, будто они сделали или испытали то, к чему стремятся все их помыслы. Это понятно?
— Постойте, — неуверенно сказала Мэри. — Выходит, я…
— Ну вот, представьте себе, например, — оживленно перебил Джиме, — что вас одолевает жгучее желание… э-э, скажем, сделаться женой мистера Пауэла и матерью его детей. Так?
Мэри вспыхнула и принужденно ответила:
— Так.
Пауэлу в этот момент ужасно захотелось вздуть доброжелательного нескладеху доктора.
— Итак, — в блаженном неведении продолжал распространяться Джиме, — утратив равновесие, вы можете вообразить себе, что вышли замуж за Пауэла и родили ему троих детей. Это и будет deja eprouve. Наш метод состоит в том, что мы синтезируем для пациента искусственное deja eprouve. Например, помогаем сознанию этой девушки осуществить кататоническое стремление бежать от действительности. Желаемое делается реальным. Мы возвращаем ее разум назад к зачаточному состоянию и не препятствуем ей ощущать себя только что рожденной к новой жизни. Понятно?
— Понятно.
Мэри уже овладела собой и даже попыталась улыбнуться.
— Что же касается сознания, то пациент вторично, хотя и в ускоренном темпе, проходит через все стадии развития. Младенчество, детство, отрочество и, наконец, зрелость.