Тигр! Тигр! (сборник)

Рейх за его спиной сделал энергичный жест Червилу.

– Я говорил Пауэллу, что вы невиновны. Он меня не слушал, – сказал Краббе. – Даже когда этот чертов калькулятор окружного прокурора заявил, что вы невиновны, и тогда он все равно не стал слушать.

– Машина признала меня невиновным?

– Конечно. Вы ни в чем не обвиняетесь. Вы никогда ни в чем не обвинялись. И священный Билль о правах гарантирует вам такое же право на защиту от покушений на вашу жизнь, как и любому другому добропорядочному законопослушному гражданину. Я сейчас же разберусь с этим. – Краббе устремился к двери. – И думаю, что хватит с меня идиотских россказней Пауэлла. Не уходите, Бен. Мне нужно обсудить с вами поддержку моей кандидатуры на выборы в Солярный Сенат.

Дверь распахнулась и захлопнулась. Окружающий мир то уплывал, то приближался, приходилось усилием удерживать его в фокусе. Перед Рейхом маячили трое Червилов.

– Ну? – пробормотал он. – Что там?

– Он говорил правду, мистер Рейх.

– Про меня? Про Пауэлла?

– Ну… – Червил выдержал рассудительную паузу, подбирая слова.

– Вперед, ублюдок, – зарычал Рейх. – Думаешь, у меня нервы железные?

– Про вас он говорил чистую правду, – быстро ответил Червил. – Прокурорский компьютер отверг все попытки обвинить вас по делу об убийстве д’Куртнэ. Мистера Пауэлла заставили отказаться от расследования и… в общем, его карьера более или менее окончена.

– Правда, что ли?! – Рейх заковылял к парню и ухватил его за плечи. – Правда, Червил? Я оправдан? Я могу возвращаться к своему бизнесу? Никто меня не побеспокоит больше?

– Дело против вас развалилось, мистер Рейх. Вы можете возвращаться к своему бизнесу. Никто больше вас не побеспокоит.

Рейх разразился торжествующим хохотом. Боль в его изломанном, израненном теле заставила смех перемешаться со стонами, а на глаза навернулись слезы. Он собрал все силы, протиснулся мимо Червила и покинул кабинет комиссара. Он ковылял по коридорам полицейского управления, весь в грязи и крови, смеялся и стонал, подволакивал ноги, но была в его позе и толика прежней надменности, хотя в эти моменты он и на человека-то не слишком походил, а скорей на неандертальца. Для полноты картины недоставало разве что оленьей туши на плечах или торжественно влекомого позади пещерного медведя.

– Я дополню эту картину головой Пауэлла, – сказал он себе. – Я набью из нее чучело и повешу на стену. Я дополню эту картину картелем д’Куртнэ в своих карманах. О Боже, дай мне только время, и я для полноты картины всю галактику в рамочку вставлю!

Он вывалился наружу через стальные двери полицейского управления и некоторое время стоял на вершине парадной лестницы, глядя на омытые дождем улицы… на развлекательный центр по другую сторону площади, кварталы которого сияли под общим прозрачным куполом… на магазины верхних пешеходных аллей, где уже начиналась оживленная вечерняя торговля… на далекие кубические офисные башни двухсотэтажной высоты… на кружевную сеть скайвеев, что связывала их воедино… на мерцающие фары джамперов, что, как зловещая красноглазая саранча на поле, сновали вверх-вниз в темноте…

– Все вы принадлежите мне! – завопил он, подняв руки, чтобы объять ими Вселенную. – Все вы принадлежите мне! Тела, страсти и души!

И тут он углядел высокую зловещую фигуру, знакомую фигуру, что, переходя площадь, украдкой следила за ним через плечо. Рожденная из черных теней, она поблескивала драгоценными камнями дождевых капель… зловещая, молчаливая, ужасная… Человек Без Лица.

Раздался сдавленный крик. Железные нервы не выдержали. Как срубленное молнией дерево, Рейх грянулся оземь.

Без одной минуты девять вечера десять из пятнадцати членов Совета Эспер-Гильдии собрались в кабинете президента Цуна. Они собрались по делу чрезвычайной важности. В девять часов одну минуту решение по этому делу было принято, и заседание закрылось. Вот что произошло за сто двадцать эсперсекунд: