- Официант, нам все самое лучшее, что есть в вашей забегаловке.
Гедеминас обиделся и удалился, не менее небрежно бросив напоследок:
- Яичница сейчас будет, сэр.
Я включил "глушилку" и мы отгородились от бушующей вокруг нас свистопляски, погрузившись в уютный мирок тишины, покоя и полумрака. Голова у меня еще кружилась, но алкоголь уже начал выветриваться из крови, разлагаясь и разлагая печень, осаждаясь в мозгах и нагружая почки. Можно было пить дальше.
Поверхность нашего столика немного шалила и по ней разбегались радужные узоры, как в детском калейдоскопе, бросая отсветы на наши лица. Одри сидела, поставив локти на стол и положив подбородок на сплетенные пальцы, и смотрела на меня. Ее платье предприняло очередную эволюцию, превращаясь в строгий серый костюм и наблюдать за этим было довольно странно, если не неприятно.
- Очень проголодалась?, - сочувственно спросил я.
- Очень, - согласилась девушка, - и...
Докончить она не успела, так как из стола полезли стаканы, бутылки, тарелки, соусницы, горшочки, ножи, щипцы, вилки, половники, еда, еда и еда. Гедеминас не подвел меня и я начал раскаиваться в своем поведении. Не знаю, как такого специалиста занесло в эту богом забытую Палангу, но это была настоящая "высокая кухня", как говорят французы, правда с некоторым привкусом провинциальности и моря. Бал здесь правила рыба.
Мы, как водится, начали с холодных закусок, запивая икру, лососину, копченого угря, селедку с горячей картошкой и лучком, маринованные грибы, отварной язык и свиную шейку прекрасным сухим "Кестлем" и редчайшим новосветским "Брютом".
На Одри приятно было смотреть - она уминала за обе щеки и не отказывалась от добавок. Я же, прикинув про себя всю предстоящую марафонскую дистанцию, решил, что с закусками малость переборщил. Поэтому пришлось (мне) отказаться от рыбной солянки и осетрины в кокильнице в пользу супов.
Среди супов выбор был так же обширен и я остановился на борще, а Одри начала с мясной солянки и кончила крем-супом из шампиньонов.
- Удивительная вещь - это наслаждение. Ни с чем так усиленно не боролась человеческая цивилизация, ни что так не хотела поставить под контроль, как возможность, способность и желание человека наслаждаться, сказал я перед первой переменой блюд, откинувшись на спинку стула и стараясь как можно незаметнее распустить ремень и освободить дремлющие резервы своего организма.
Одри покончила с шампиньонами и тоже была не прочь пофилософствовать.
- Когда человек наслаждается, он полностью всем доволен и его не заставишь уже идти на войну, рыть котлован под сталелитейный завод, ходить в школу, - высказала она гипотезу, - Цивилизация есть проявление нашего недовольства нашим же положением. Будь наши волосатые предки сыты, причесаны, согреты, не заедай их блохи, тигры и медведи, не замораживай морозы, да разве пришла бы им в голову такая безумная идея, как борьба за существование, как цивилизация, как право наций на самоопределение и равенство мужчин и женщин!
Я перехватил эстафету:
- Когда человек доволен, он и пальцем не пошевельнет, чтобы что-нибудь сделать. Вся наша история - это история нашего недовольства. Если хочешь заставить эту безволосую обезьяну свернуть горы, сделай ее недовольной. Диктаторы всех времен и народов это очень хорошо понимали. И причина краха нашего либерализма в том, что демократия считала своим долгом в первую очередь думать о человеке, о том, чтобы жилось ему хорошо и по его кухне не ползали тараканы (- Кто? Кто? - переспросила Одри. Пришлось прерваться и просветить отсталое создание, во всех красках живописуя таракана обыкновенного, вечного спутника холостяцких кухонь, солдатских столовок и внеземных поселений. После чего заметно побледневшая Одри передернула голыми плечиками и призналась, что о таких чудовищах она до сих пор не слышала). А Человек Довольный есть первейший враг любого государства, потому что на это самое государство ему наплевать. Он социально пассивен, не ведет никакой общественной работы и не ходит на выборы. Недовольные же, наоборот, дни напролет шастают по демонстрациям и орут "Долой Президента! ". Диктаторы как раз и приходят на этой мутной волне недовольства. Какая первейшая задача диктатуры? Сделать весь народ недовольным! Даже если у них все есть, то заявить, что живут они все-равно в дерьме, а еще лучше - отнять большую часть того, что они имеют и обвинить в этом соседа.
- Хотя, если мы были бы всем довольны, то сейчас сидели в какой-нибудь вонючей берлоге, завернувшись во вшивые шкуры, и поедали папоротники и хвощи, - задумчиво сказала Одри и подвинула к себе появившуюся кстати тарелку.
Против такого сильного аргумента я ничего не смог возразить и молча напал с ножом и вилкой на беззащитные донские "зразы" из филе судака, фаршированные крабами, грибами и всяческой зеленью.