Тигр в колодце

Двое гангстеров сидели молча. Они были очень разные: лысеющий, с умным взглядом, элегантный Мендел был одет по последней моде и выглядел, словно коронованная особа на отдыхе, в то время как Мойша Липман, в юности участвовавший в боксерских поединках на ярмарочной площади, вполне мог отправиться в театр на прослушивание, ему бы наверняка дали роль чудовища Франкенштейна.

Они были знакомы и уважали друг друга, но одновременно и не доверяли друг другу. Билл, следивший за ними, восхищался магнетическим свойством характера Голдберга, сумевшего собрать таких разных людей вместе.

— Ну? — спросил Липман хмуро, когда они снова сели.

Мендел выпустил струю дыма в сторону свечи, пламя которой заколыхалось и заиграло.

— Дайте-ка догадаюсь, — сказал он, прежде чем Голдберг успел что-либо ответить. — Тут замешана женщина.

Липман отвел тяжелый взгляд от Голдберга и посмотрел на своего конкурента.

— Что за женщина? Это как-то связано с нашим делом?

— Самым непосредственным образом, — ответил Голдберг. — Она единственная, кто может потопить Цадика…

Вкратце он рассказал им про Салли и Харриет.

— Теперь же я боюсь, что она подвергла себя настоящей опасности. Мне нужно, чтобы за домом следили, и если там будет происходить что-то странное, надо немедленно бежать туда. Второе — это девочка. Там, где она находится сейчас, она в безопасности, но ее дом тоже нужно взять под наблюдение. Круглосуточное наблюдение.

Молчание. Малыш Мендел приподнял бровь, Мойша Липман нахмурился.

— Слишком затратно, — сказал он спустя мгновение. — Зачем беспокоиться?

— Потому что только мать этой девочки может победить Цадика. Если ребенка похитят, мы потеряем все; он будет могущественнее, чем когда-либо, потому что тогда и мать попадется. Сейчас я боюсь кое-чего похуже.

— Кровь младенцев? — спросил Мендел, но это был даже не вопрос. Он имел в виду древние клеветнические обвинения евреев в том, что они якобы используют кровь христианских детей для своих ритуалов.

Голдберг кивнул.

— Он сделает это и свалит все на евреев? — спросил Липман. — Но зачем ему, ради всего святого…

Он не закончил, потому что снаружи раздались шаги, а потом стук в дверь. Липман вскочил и сжал кулаки, Мендел вальяжно, с любопытным взглядом, обернулся посмотреть, что происходит. Но быстрее всех, даже быстрее Билла, на ногах оказался Голдберг. Он сразу же полез в карман.

Билл открыл дверь, и в помещение ввалился задыхающийся Рубен Сингер.

— Девочка… они нашли ее…

Голдберг через секунду оказался рядом. У молодого человека была рассечена губа, она кровоточила, один глаз заплыл.

— Несколько человек — не полиция, нет — ни ордеров, ничего… Заправлял всеми приличного вида человек по имени Пэрриш. Ребекка знала, зачем он пришел, и попыталась вывести девочку через заднюю дверь, но во дворе тоже были их люди. А мистер Катц… — он остановился, чтобы перевести дух, — без сознания. Они избили его палками. Ребекку тоже. По-моему, у нее рука сломана. Но ребенка забрали…

— Хорошо, Дэн, — послышался голос Мендела. — Ты с нами, Мойша?

Черты лица Липмана при тусклом свете свечи приняли злобное выражение.

— Значит, на детей руку подняли… — сказал он. — Евреи, готтентоты — какая разница… Чего ты хочешь, Дэн?

Голдберг на секунду задумался.

Он мог отвезти ее в три места: в дом на площади Фурнье, в особняк Пэрриша на Телеграф-роуд в Клэпхеме или в то поместье, что они присвоили себе в Твикенхеме. Мойша, возьми ребят и отправляйтесь на площадь Фурнье. Малыш — ты в Твикенхем. Фруктовый дом, большое поместье на реке. А я поеду в Клэпхем.

— И что нам делать? — спросил Мендел.

— Следите. Наблюдайте. Если увидите ее — хватайте и увозите.

— Ты когда-нибудь видел, как похищают людей? — спросил Липман. — Будет сложно не сделать ей больно.

— Справимся, — отрезал Мендел.

— Нужно место, где мы сможем встречаться, — сказал Голдберг. — За моей квартирой в Сохо следят, у полиции есть ордер на мой арест. Какие будут идеи?

— У меня есть телефон, — ответил Мендел. — Номер сорок два четырнадцать. Я посажу человека на линию. Звони, как только что-нибудь выяснится. Линия открывается в девять, он мне все сообщит.

— Хорошо, — отозвался Голдберг, в то время как двое главарей поспешили на улицу. — Рубен, тебе придется присмотреть за миссис Катц и остальными. Пойдем.

Перепрыгивая через две ступеньки, он выбежал под проливной дождь и растворился в темноте. Билл следовал за ним по пятам.

Харриет сидела очень тихо. Где-то рядом была лошадь, потому что она слышала тихое ржание, а рука ее лежала на чем-то прохладном и гладком, похожим на сиденье того кеба, в котором они ехали с мамой.

Разговаривали какие-то мужчины. Было темно. Мама велела ей быть храброй девочкой, поэтому она была храброй, как и мама в лесу с дикими обезьянами.

Ребекки рядом не было. Харриет вдруг нестерпимо захотелось, чтобы она оказалась здесь, с ней. Но эти мужчины не хотели, чтобы Ребекка была с ней, и они даже ударили ее. И еще они ударили мистера Катца.

Было холодно. Она засунула в рот большой палец и принялась его сосать, но плакать не смела. Просто сидела тихо-тихо.