Тигран Великий

– Смотри Баграт, этот гастрофет спас нам жизнь, – произнёс царь, указывая на моё оружие.

Но Баграт уже ничего слышал. Он подошёл к Грации и принялся рассматривать её с ног до головы откровенным мужским взглядом.

– Она будто рождена пламенем! – произнёс зорапет, восторгаясь огненными волосами, – такого чуда нет ни в одном из наших храмов!

– Нечего тебе облизываться, как волк на овцу, – вмешался догадливый Шанпоч, – не твоего конского ума это дело. Отойди от неё. А то ещё проглотишь, будто хлеб с сыром.

– А ты не суй свой собачий нос куда не следует, – начал обижаться Баграт.

– Ну, рассказывай, воин. Какие новости приходят из Понта? – решил отвлечь внимание от Грации сам царь.

– Удручающие, мой повелитель, – ответил военачальник, – царь Митридат терпит одно поражение за другим. Риму удалось отвоевать захваченные им города.

– Откуда тебе это известно?

– Помнишь тот отряд конницы, который мы послали к нему на помощь?

Царь утвердительно кивнул головой.

– Так вот, из них не вернулось более половины, а те, кому удалось избежать гибели, рассказывают страшные истории.

– А где сейчас мой тесть? – спросил задумчиво Тигран.

– Неизвестно. Говорят, сбежал в Иверию

– Ты поведал нам печальную весть, зорапет. Хотя она не затрагивает непосредственно наши интересы, однако даёт повод для беспокойства. Рим всерьёз решил избавиться от своей давней головной боли. Митридат – этот непоседа, этот ненасытный властолюбец, который долгие годы считал, что именно он должен избавить мир от римской гегемонии – теперь терпит поражение за поражением и вынужден скрываться, словно провинившийся лис под деревенской изгородью. Всему виной его тщеславие и безумная жажда власти. Он был царём всего Понтийского побережья, обладал несметными сокровищами, перед ним трепетали его сатрапы и соседи. Всего этого ему показалось мало. Богатство и слава Рима – вот что не давало ему ни сна, ни покоя. Он решил, что настал его час. Именно он, не считаясь с потерями, должен покорить эту империю. Ему отведена в истории роль того спасителя, который избавит народы от многолетней тирании. Но, увы, он просчитался. Рим, военные силы которого были временно отвлечены на Западе, при первом же удобном случае нанёс ему сокрушительное поражение. А ведь с большой высоты больнее падать. Не так ли?

– Всё это чревато тем, что после расправы над Митридатом Рим пойдёт войной на нас, – заметил Меружан.

В шатре воцарилось напряжённое молчание, которое смог нарушить только сам царь.

– Пойти на нас войною? Никогда! – сказал он уверенно, – В Риме достаточно умных стратегов, которые понимают, что тягаться с нами – задача не из лёгких. У нас хорошо вооружённая армия, которая покорила множество царств, богатые города, глубокие тылы и нескончаемые людские ресурсы. Да и зачем им это? Для Рима мы – заслон от парфян. Если Парфия пойдёт на них войною, они смогут привлечь Армению к союзу. Напади же Рим на нас, мы не откажемся от союза с Парфией и будем вместе противостоять агрессору. Вот таким я представляю соотношение сил на сегодняшний день. И этот паритет будет долго сохраняться, а значит, будет мир и покой на земле Армении.

– Неужели всего этого не понимал Митридат, когда решился в одиночку воевать с Римом? – спросил Баграт, поглаживая щетину бороды.

– Нет, конечно! – воскликнул царь в сердцах, – он же неистовый безумец, действующий напролом, без хитрецы и дипломатии. Когда он предложил мне соединиться для войны против Рима, я наотрез отказался. Какой смысл для страны, завоевавшей столько земель, что даже заселить уже некем, ввязываться в столь сомнительную авантюру? Ради чего? Ради того, чтобы Митридат Понтийский вошёл в летопись как покоритель Рима?

Царь на минуту замолчал, а потом поднял свой серебряный кубок с вином и сказал:

– Ладно. Давайте выпьем. Пусть хранят Боги наш народ от безумия правителя, а правителя – от обезумевшего народа!

– Слава царю царей! – подхватил Баграт.

– Да здравствует василео-василевс, Тигран Великий! – повторил тоже самое на римкий лад Меружан, и мы дружно подхватили его клич.

На следующий день мы уже в сопровождении армянского айрудзи продолжили путь и по прошествии пяти дней въехали в пределы Осроэнского царства. Тигран велел мне пересесть к нему в носилки, которые он уже не покидал в течение всего пути. Увы, гнёт прожитых лет давал о себе знать.

Мецн сразу повел разговор теологического толка.

– Ваша религия привлекает меня, и я хотел бы, чтобы наш народ, подобно иудеям, поклонялся одному божеству. Единобожниками легко управлять: их дух един, а это сплачивает народ, превращает в единый кулак. Но ваш Бог призрачен, а наш народ привык к зримым образам. Несколько лет назад, желая заселить города обширной страны, я переселил десятки тысяч иудеев в провинцию Ван. Они там неплохо устроились, но вот, что интересно, – иудейская вера там не прижилась. Коренные жители не приняли её. Наоборот, заставили переселенцев поверить в своих, местных Богов.

Царь умолк и после долгого раздумья спросил меня:

– Каким ты представляешь единого Бога?