Тигриное око (Современная японская историческая новелла)

— Благодарю за то, что вы проделали столь долгий путь в снегопад, чтобы передать мне это. И все же… стоило ли вмешиваться в чужую жизнь!

Последние слова он сказал как будто сам себе, с усилием выталкивая их изо рта.

О-Суги рассердилась. Ясно, что за человек. Вот оно, мужское бессердечие! Кровь бросилась ей в голову, в горле клокотали слова упрека. Однако она лишь пристально с укором смотрела на Искэ и молчала. Ведь скажи она хоть слово, ей могли бы намекнуть, сколь не к месту назойливость старухи.

— Ну, мне пора, — тихо сказала О-Суги и поднялась, чувствуя себя совершенно опустошенной.

Смотреть на жалкую фигуру мужчины — понурую, со вздернутым вверх плечом — не было сил.

Повернувшись к нему спиной, она открыла дверь. В уличной тьме кружились белые хлопья, снег пошел еще гуще, чем прежде.

— Не побудешь еще? — Голос Искэ звучал хрипло. — Сильно метет. Да и на постой сейчас вряд ли где пустят. Ворота в наш квартал тоже уже закрыты.

— И все-таки я пойду, — отозвалась, не оборачиваясь, О-Суги.

— Ты сказала, тебя О-Суги зовут, верно? Насильно удерживать не стану, но, может, все же расскажешь еще про О-Кику…

3

Набив пустую жаровню хибати бамбуковыми щепками, Искэ развел огонь. На самом деле рассказывать про О-Кику ей было больше нечего. Искэ тоже молчал, словно немой, к сакэ он даже не притрагивался.

— Я за ночь доделаю корзину. Не обращай внимания, отдыхай. — Он быстро расстелил тощий тюфяк и одеяло, раздвинул ширму, а сам сел, повернувшись лицом в угол.

Постепенно стихли время от времени долетавшие голоса жителей барака, только неявно чувствовалось, что на улице — обильный весенний снегопад.

О-Суги легла не раздеваясь. Она не ужинала и теперь не могла заснуть от голода, однако решила лежать так, пока не рассветет.

— По отношению к О-Кику это жестоко, но моя привязанность — бамбук.

Сидевший до сих пор молча лицом к стене Искэ сказал это словно бы сам себе. Понемногу он разговорился.

— Не то чтобы я не смог в жизни встретить свою женщину… Да, верно, О-Кику я бросил, но, странствуя по всем провинциям, наблюдая бамбук, трогая его вот этими руками, я полюбил его. И чем больше я был им зачарован, тем изворотливее он уклонялся и выскальзывал из моих рук. Что у дерева, что у побега, есть солнечная сторона, а есть теневая, это я знал с мальчишеских лет. Но, по сути дела, ничего-то я не понимал, когда отправился в Эдо и когда считал себя мастером не хуже других… О-Суги-сан, ты как думаешь, у бамбуковой лозы какая сторона гибче и прочнее, солнечная или теневая?

От неожиданного вопроса О-Суги за ширмой на мгновение оцепенела, но она рада была, что с ней заговорили.

— Ну и какая же, интересно? — отозвалась она таким по-молодому звонким голосом, что сама удивилась. Потом немного подумала и сказала: — Может быть, прочнее теневая сторона, которую обдувают северные ветры? А гибкая, наверное, та сторона, что на солнце… — Вот уж никогда она не думала, что у деревца бамбука солнечная и теневая стороны отличаются свойствами.

— Ну, и почему ты рассуждаешь так?

— Да ведь в тени холодно, и бамбук от таких испытаний крепнет, а на солнышке тянется вверх, растет быстрее — разве нет?

— Госпожа О-Суги угадала лишь наполовину.

— Это как же?

— И прочность, и гибкость на солнечной стороне, а на теневой стороне бамбук искривлен и ломается. Да ведь и люди так же. Кто вырос в тени, тот никуда не годится. Характер у него испорчен угрюмостью. Вроде как у меня после сорока, — сказал Искэ с усмешкой.

— Это неправда, — серьезно возразила О-Суги. — Обдуваемый северными ветрами человек становится сильным. А тот, кто всегда ходит по солнечной стороне — слаб, но заносчив, я таких не люблю.

— Да… Люди — может быть… Но бамбук или дерево — дело другое. Тем они и хороши. Никакого самодовольства оттого, что выросли на солнышке. Купаясь в солнечных лучах, они бодро тянутся вверх и растут — крепкие, здоровые. Дерево крепко, если у него много ветвей, много отростков. И бамбук, и дерево отделывать нужно так, как их природа создала. Дерево, которое простояло в горах тысячу лет, берут в обработку, делают из него опорный столб — и получается дом, он тоже будет стоять тысячу лет.

Хотя О-Суги сама держала чайную, слышать такие разговоры было для нее в новинку.

— А бамбук — тоже так?

— Из бамбука, пусть трехлетнего, пусть пятилетнего, если не ошибиться, где у струганого сырья теневая сторона, а где солнечная, можно сделать короб или корзину, которые и двести, и триста лет прослужат.

Искэ обернулся к О-Суги и первый раз улыбнулся тепло и открыто. Он казался другим человеком.