Тигровая шкура, или Пробуждение Грязнова

Загребая сапогами выжженную низовым огнем землю, он вышел на пологую подошву сопки, где теперь только чернели одинокие, как воткнутые в кусок хозяйственного мыла спички, обожженные стволы валютного кедра. В отдельных местах все еще курился дымок, и здесь, видимо, придется оставить на окарауливание леспромхозовских мужиков, которые вместе с парашютистами горбатились на пожаре.

Цепко охватывая взглядом особо опасные места и взбивая сапогом черный, жирный пепел, Шаманин обходил особо опасные, вызывающие тревогу очажки, медленно продвигаясь по дымящемуся склону пологой сопки и мысленно набрасывая план окарауливания этого участка.

В общем-то, здесь все было ясно, и он уже подумывал срезать дорогу к табору, как вдруг его взгляд остановился на выжженном, черном, резко сужающемся клине, который своим острием как бы врезался в буреломную чащобу. Похоже, именно там и начался пожар, слизнувший чуть ли не весь склон сопки.

Сергей заторопился. Теперь-то ему стало окончательно ясно, что пожар этот случился не от разряда сухой грозы, — тогда картина была бы совершенной иной, — а явился следствием дела рук человеческих.

Выйдя на середину выжженного клина, он огляделся: никого и ничего, кроме обугленных деревьев да прогоревшей земли под ногами.

Выругался, давая волю своим чувствам и, загребая сапогами пепел, направился в дальний угол тупого треугольника, который своим основанием уходил строго вверх по склону. Здесь он внимательно осмотрелся, пытаясь найти хоть какие-нибудь следы человека. В одном месте, почти у самой вершины треугольника, ему бросилась в глаза огромная лиственница. Поначалу он даже не смог сообразить, чем же она показалась ему подозрительной, просто догадался, что именно от нее и пошел пожар. Хоть и стояла она в глубине пожарища, но обгорела больше всех, и уже одно это говорило само за себя.

Внимательно осмотревшись, он почти наяву представил разыгравшуюся здесь драму. Какой-то недоумок развел под этим деревом костер и, видимо, то ли заснул, то ли пошел проверять сети, которыми в этом месте перекрыл протоку. А долго ли смолистому дереву схватиться огнем?

Шаманин подошел к обгоревшей лиственнице и вдруг остановился, насторожившись. Почти под самым корневищем чернел залепленный сажей и копотью глубокий, щелистый провал.

Принюхавшись, почувствовал запах, который перебивал даже вонь гари. Так сильно могла разить только сгоревшая рыба. Причем не килограмм и не два. И даже не десять.

Сразу же возникло ощущение опасности. Однако вокруг было совершенно спокойно, и только в кустах у реки трещала болтливая сорока.

Обойдя прогоревшую дыру, он увидел под слоем пепла обозначившиеся контуры массивной деревянной дверцы с кольцом. Потянул кольцо на себя, и снизу шибануло смрадом сгоревшей рыбы. Пробуя носком сапога земляные ступеньки, Сергей спустился в землянку.

Из щели, в которую вырвался на волю огонь, падал дневной свет, преломлялся в поднятой копоти, и от этого выжженное нутро землянки казалось каким-то нереальным.

Здесь не только хранили, но и коптили выпотрошенную от икры кету.

— Эй!.. Есть кто живой? — на всякий случай окликнул Шаманин, привыкая глазами к полумраку.

Ни звука.

Он осмотрелся еще раз и, стараясь не угодить в какую-нибудь дыру, прошел в дальний угол. Глаза уже успели свыкнуться с сумеречным светом, и он смог разобрать неплохо оборудованное убранство землянки.

Сиротливо чернела жестяная печка-буржуйка, открытая дверца висела на одной петле. Видимо, отсюда и вывалилась та самая головешка, от которой сначала занялся деревянный настил, затем огонь подкрался к нарам, остов которых сиротливо торчал напротив печурки, после чего схватился огнем грубо сколоченный стол, рухнувший вместе с большим эмалированным тазом, предназначенным для прогонки икры. Ну а потом уже схватились жирным огнем прокопченные тушки кеты, развешанные под потолком землянки. Улов, похоже, был богатым, мужичок просидел здесь, видно, не один день.

В глубокой нише, что темнела в дальнем конце землянки, Сергей разглядел несколько разбитых бутылей, из которых растеклась по полу темно-бурая, схватившаяся корочкой жижа.

Икра! Килограммов сто, если не больше.

М-да, дело тут было поставлено на широкую ногу.

Удивленно покачав головой, Шаманин представил, как хозяева этой землянки ставят на ночь крупноячеистые сети, а ранним утром, по солнышку, выбирают из ячей икорную кету, которая испокон веков идет сюда на нерест. А потрошили рыбу в отводной протоке, чтобы рыбинспектора на себя не навести.

Потрогав носком сапога икорную жижу, Сергей присел на корточки подле обгоревшего массивного стола. Рядом валялись лопнувшие пачки соли, останки ящиков из-под продуктов. Сиротливо отсвечивали зеленым стеклом пустые винные бутылки. Подняв одну из них, Шаманин смахнул с наклейки копоть, прочитал до боли знакомое название. Портвейн «Южный» — изделие местного производства.

— Пережрали, видать, ребятки, — пробормотал он и вдруг наткнулся взглядом на вещь, которая заставила его податься вперед. Около рассыпанной пачки соли лежал широкий охотничий нож с самодельной костяной ручкой.