Тигровые каникулы

— Зимой даже лесник не разберет, где какой ильм. — говорит Игнат. — Вот только изюбры и отличают. У горного ильма едят кору. Рядом будет стоять долинный ильм — его не тронут.

— А как же изюбры их отличают?

— По запаху, — отвечает Игнат. — У изюбра обоняние такое, что он чует, где какой ильм.

— А почему у долинного он кору не ест? — удивляется Вася.

— Невкусная, наверное.

Тянутся к небу могучие стволы таежных великанов, торчат из-под снега ветки кустарника, перекидываются с дерева на дерево толстые, будто канаты, лианы.

Вот ствол лимонника, как удав, оплел молодую березку. Уж который год идет борьба. Наверное, березке не вырваться, задушит ее лимонник. А рядом крепыш ильм. Он не сдался. Налился соками, потужился, разорвал путы. Лопнула лиана, остались одни усохшие обрывки.

Деревья стоят заснеженные, молчаливые. Сотни разных историй происходило около них. О многих звериных судьбах могли бы они рассказать. Но нет у деревьев ни памяти, ни языка, и ничего не говорят они людям.

Правда, если присмотреться к деревьям, заглянуть в опустевшие звериные гнезда, разобраться в следах, оставленных лесными обитателями, — какие только таежные были не привидятся в пустынном зимнем лесу!..

Давным-давно, лет сто назад, во время урагана сломался старый кедр. Падая, он задел лиственницу, выломал у нее одну из ветвей.

Дождь и снег попадали в отверстие, древесина стала гнить. В лиственнице появилось дупло. Оно становилось все больше, и в нем поселилась пушистая веселая белка.

Однажды морозной зимней ночью, когда белка крепко спала, к ее гнезду подобрался небольшой зверек. Он был похож на большого соболя, только окраска его посветлее, мех погрубее и хвост зверька длиннее, чем соболиный.

Это был лютый враг белок, хищная кровожадная гималайская куница — харза. Подобравшись ко входу в беличье дупло, харза ринулась вниз.

Пронзительно закричала схваченная белка.

Через несколько секунд из гнезда раздалось довольное урчание харзы: это ночная разбойница пожирала бывшую хозяйку дупла.

Много лет в опустевшем дупле никто не жил.

Иногда какая-нибудь белка устраивала в нем склад орехов.

Потом в нем поселились совы.

Самка высиживала в этом дупле яйца, из которых вылуплялись покрытые мягким пухом птенцы, слепые, как новорожденные котята.

В один из студеных зимних дней самка полетела к отмели, где она часто ловила рыбу. Река уже покрылась льдом, и только здесь, на быстрине, мороз не смог затянуть ее ледяной коркой.

Сев на камень, чуть выступавший из воды, сова круглыми неподвижными глазами уставилась в речной поток и замерла.

Журчала река, проносясь по скользким камням, клокотали, пузырились быстрые струи.

Клюв совы окунулся в воду, но рыбы в нем не оказалось. Сова потеряла равновесие, ее когтистая нога сорвалась с камня. Взмахнув крыльями, птица выпрямилась и снова застыла на месте. Постепенно ее намокший хвост стал примерзать к камню.

Сумерки становились все гуще. Первые звезды появились в морозном небе. Тоненькой косой царапинкой заблестел молодой месяц.

Когда сова попробовала шевельнуться, она почувствовала, что кто-то держит ее за хвост. Птица с криком дернулась, но невидимый враг держал крепко. Сова забилась, разбрызгивая воду. Студеные капли застывали на ее перьях, крылья тяжелели все больше и больше.

Рыжая лисица выбежала на берег и увидела странную неподвижную птицу. Лиса осторожно обошла ее, ожидая подвоха. Сова не шевелилась. Только ее голова поворачивалась, следя за врагом.

Короткий, круто загнутый клюв совы с режущими краями, острый крючок на его конце, лапы с подвижными и крепкими когтями — все делало сову похожей на пернатых врагов лисицы — орлов, которых она боялась.

Но сейчас хитрая лисица почувствовала, что ее противник бессилен. Она осторожно зашла с другой стороны. Голова с острым клювом вывернулась ей навстречу. Лиса попыталась изловчиться и схватить сову сзади, но та снова гибко вывернула шею, и страшный клюв рванул лисье плечо.

Взвизгнув, лиса отскочила и потрусила прочь. Скованная льдом птица долго смотрела ей вслед неподвижным взглядом…

Сова не вернулась в свое гнездо, и дупло старой лиственницы опять опустело.

Прошло много лет. Дупло стало таким большим, что его облюбовала для зимней спячки черная гималайская медведица.

Гималайские медведи обычно устраивают берлоги в старых липах, но черной медведице слишком долго не попадалось подходящее дерево, и она остановила свой выбор на лиственнице.

Она влезла в дупло и, сопя, стала обдирать гнилушки со стенок своей новой квартиры. Мягкие щепки летели вниз, устилая дно ямы.

Медведица уснула в стволе старой лиственницы на двухметровом слое гнилушек. Вход был высоко над ее головой, ей было тепло и сухо.

Беспросыпно спала она до конца декабря, пока не пришло время родиться медвежатам.

Маленькие, как суслики, новорожденные медвежата, слепые и глухие, были почти голыми, с редкими грубыми волосками. Только таких малышей мать может выкормить долгой студеной зимой, не вылезая из берлоги, не имея запасов пищи для себя и медвежат.