Тигровый перевал

   Бычков разговаривал с пчёлами, как дачники говорят с растениями, наездники с лошадьми. Да и все любители живности вслух общаются с птицами, рыбками, собаками, кошками. Видимо, и пчёлы понимали хозяина. Спокойно ползали по бородатому лицу, подбирались к губам, словно прислушивались к добрым словам, вдруг срывались и уносились в тайгу, призывно пахнущую медоносами. Набрав нектара, возвращались с дальних поисков и садились отдохнуть на человека, от рук которого исходил тот же медвяный запах. Быть может, на своем пчелином языке они жужжали хозяину, как труден был путь. Бычков снимал с себя то одну странницу, то другую, что-то тихо и ласково говорил.

   Он вынул тяжёлую, залитую мёдом соторамку. Золотистый липовый мед, запечатанный нежной вощиной, засветился дивным янтарём.

   -- Ах вы, соколики! Славно потрудились! Вот вам пустые рамки. Работайте!

   И пчёлы доверчиво гудели у глаз. Ни одна за весь день не вонзила в него жала. А может, Бычков привык к пчелиному яду и просто не ощущал боли?

   После полудня Бычков снял, наконец, с головы мятую соломенную тарелку, называемую шляпой. Побрёл в избу готовить обед. Малыш тоже выбрался из кучи стружек, отряхнулся и поспешил за хозяином...

   Четверо по камням перебрались через ручей и остановились в испуге: за кустами тальника их взору открылась пасека. Настороженно озираясь, попятились в густую листву. На поляне у избы ходил человек, звякал посудой.

   -- Все путём, -- раздвинул ветки худой. -- К обеду поспели, братаны. Пошли...

   Бычков с чашкой каши для Малыша вышел на улицу, наклонился, чтобы поставить чашку, и оторопел: рядом пара ног в кроссовках. Ствол автомата качается над ухом. Из-за угла вышли ещё трое. Угрюмые, в холодных глазах зловещий блеск, руки в наколках. Молчат, исподлобья смотрят на Бычкова. Эти убьют, не задумываясь, расчётливо и безжалостно.

   Откуда-то вывернулся Малыш, залился лаем.

   Веснусчатый коротышка в клетчатой рубахе вскинул автомат. Худой в "адидасе" поднял ладонь:

   -- Спокойно, Крот. Не поднимай шум. Наведи шмон в хате, пока я с дядей поговорю. И ты, Серый, ступай с ним...

   Худой мельком взглянул на собачью чашку с кашей, и Бычков понял: голодный.

   -- Ты кто? Пасечник?

   -- Зимой охотой промышляю, а летом здесь, -- спокойно ответил Бычков и отвернулся, чтобы не смотреть на чёрную дырку в стволе.

   -- Один здесь?

   -- А кому тут ещё быть? Малыш вот со мной... Да вы проходите... У меня и обед готов. И медовуха найдётся для хороших людей...

   -- Гляди, чего надыбал! Под матрасом заныканный был...

   Веснусчатый, щерясь вставными зубами, тащил за ремень карабин.

   -- Твой?

   -- А то чей? Для охоты выдан.

   Худой взял карабин, открыл затвор. Латунью блеснул патрон. Худой закрыл затвор, щёлкнул предохранителем.

   -- Сгодится! Гони, хромой, медовуху и закусь добрую!

   -- И мёду! С вощинкой! -- по-блатному кривляясь, прищёлкнул пальцами веснусчатый. -- Ох, давно медку не пробовал...

   -- Руками не маши, -- заметил Бычков, но две пчелы уже всадили жала в усыпанное веснушками лицо.

   С дикими воплями Крот кинулся в избу, одна пчела увязалась за ним, ужалила в ухо.

   Бычков выставил на стол сковороду с жареным мясом, ложки разложил, хлеба нарезал. В погреб нырнул, вынул из бочки припрятанные на всякий случай четыре бутылки водки. Осторожно перелил водку в бутыль с брагой.

   -- Ты чего там возишься, хромой?

   Над проёмом лаза склонился худой, чиркнул зажигалкой.

   -- Да вот заодно огурчиков солёненьких и груздочков прихвачу...

   При виде мутной бутыли компания оживилась, потянулась к стаканам. Худой с довольным видом подул на пену в кружке, выпил большими глотками. Привалился спиной к стене, закурил. Сморенный жарой, сытным обедом и усталостью, быстро пьянел.

   -- Все путём, братаны. Как стемнеет, рванём в Находку... И за кордон... Есть у меня в порту человек, устроит на судно. А там... Налей, хромой, ещё по ковшичку... Крот, глянь-ка на рожу свою в зеркало! Тебя, точно, ни один мент не признает...

   Компания дружно захохотала, задвигала стаканами. Ещё бы! Побег из зоны строгого режима удался. Теперь и погудеть можно, расслабиться, тайга кругом, глухомань...

   У Крота глаз заплыл, ухо булкой вздулось, нос как картошка. Сидит, осоловело тычет хлебом в тарелку с мёдом. Худой на соломенный матрац притулился, захрапел. Ещё двое несвязно бормочут, навалясь на стол...

   -- Облом, ребята, получился. Не устояли против моего ерша, -- забирая свой карабин и автоматы, сказал Бычков. -- Вертолёт, стало быть, не зря тут крутился...

   Скоро все четверо, стянутые ремёнными вожжами, вповалку сопели на дощатых нарах. Бычков спрятал в лесу автоматы. На дверь амбарный замок навесил. Узкое оконце - ребёнку не пролезть - доской заколотил. Забросил карабин на спину и, напрямки, через сопки, пошёл в Комаровку.

   О том, как Бычков задержал опасных преступников, позже сельчане узнали из районной газеты.

Непутевый