Тигрушка

Когда-то, в далекой молодости, мне казалось, что я, Руслан Звонков, личность незаурядная и необыкновенная. Очень сложный я был тогда человек. Никому не удалось бы меня подвести под определенный тип характера. Был ли я смелым? Сегодня – да, а завтра мог струсить. Любил читать? Да, неделю не вылезал из библиотеки, а потом год не брал книгу в руки. Был ли легкомысленным, непоседливым? Но в восьмом классе я вставал ежедневно в пять утра и принимался за задачник. А когда работал шофером в «ящике» и приходил домой усталый, хотелось спать или пойти в кино. Нет, говорил я себе, ты сейчас поедешь в институт на лекции или сядешь за чертеж. И ехал в институт или садился за чертеж. Эгоист? Но ведь я стоял в парадном и уговаривал Аллу пойти на свидание с Медведем. Завистник? Когда Юрка поступил в театральное училище, я был рад за него больше, чем он сам. Тупой, ограниченный человек? Кто же тогда в пятнадцать лет ломал голову над экономическими вопросами и штудировал «Историю дипломатии»?

Нет, определенные типы характеров существуют, видимо, только в художественной литературе. Хлестаков все время врет. Базаров всех презирает. Онегин скучает. Унтер-офицерская вдова сама себя сечет.

Но попробуй определить, что за тип Руслан Звонков. Сегодня он отличный шофер, фотография выгорает на Доске почета, ни одного прокола за много лет. А завтра Звонков пьяный колесит по Москве и пытается уйти от орудовского мотоцикла на грузовике! Очень непонятный парень был Звонков. Никто не знал, чего можно от него ожидать.

А теперь? Увы! Теперь Руслан Звонков человек без неожиданностей. Заранее известно, что он сделает, что скажет.

Воскресным теплым днем промчится мимо «Волга» – я провожу ее взглядом и процежу сквозь зубы: «Частник проклятый, бабу повез!»

Резко затормозит на светофоре грузовик – «Тюфяк, – говорю я, – ездить не умеет».

В столовой встану из-за стола, скажу вслух: «Я наелся, напился, кверху хвостик поднялся».

Зайдет разговор о театре или кино – непременно найду место, где вставить: «Бутенко знаете? Артист знаменитый, играл в фильме… Что? Да так, к слову пришлось. Учились вместе. Дружки были. Пожалуй, теперь он меня и не вспомнит. Зазнался».

Попадется мне интеллигентный клиент, вежливый, чистоплюй, обращение на «вы», сложные литературные обороты. А я его матом: «Что ты, тра-та-та, мне мозги, тра-та-та, тут надо, тра-та-та, и все дела, понял?» Интеллигент снимает очки, краснеет, суетится около меня (я все норовлю в своем замасленном комбинезоне к его светлому костюму прислониться) и вдруг тоже неумело, не к месту, выругается – смех один.

А то наскочит хмырь, под своего парня работает, дескать, я, ребятишки, сам такой, все понимаю, ты, дескать, кореш, тра-та-та, прошприцуй да посмотри, нет ли люфта, тра-та-та, в передних колесах. И хлопнет по плечу.

А я тихо отстраняюсь и спокойно отвечаю: «Простите, но мне кажется, мы с вами на брудершафт не пили. Возможно, в вашем учреждении считается хорошим тоном материться. Или вы ошиблись адресом? Здесь вам не бордель, здесь станция обслуживания. Много молодых рабочих, только что со школьной скамьи, а вы, взрослый, образованный человек, какой пример им подаете?»

Еще какую-нибудь цитату из Достоевского приведу.

У хмыря челюсть отваливается, пот его прошибает, а ребятишки наши демонами ходят, усмехаются. Давно привыкли к моим «номерам».

Если я сижу в незнакомой компании и меня спрашивают о заработке или старый хороший клиент вдруг заинтересуется, то я, конечно, начинаю жаловаться: «Расценки низкие, запчастей мало, зимой работы нет, ну, случается, перепадет трояк, так ведь у нас традиция – после смены в магазин. Все идут, а я что, белая ворона? Неудобно отказываться. А в день получки одно расстройство».

Когда же я в костюме с узкими лацканами, во вьетнамской рубашке да с польским галстуком иду в ресторан с девочкой, тут совсем другая песня. Мол, шофером я по двенадцать часов за баранку цеплялся и еле привозил полторы сотни. А слесарем я, случается, рублей по тридцать за смену в карман опускаю. Частник проклятый на юг торопится, в магазине хоть шаром покати, а у меня все, что ему нужно, припрятано, да работа не кое-как, а с гарантией. Куда же он от меня денется?

Если кто-нибудь из нашей компании спрашивает меня по телефону, я шепчу матери: «Скажи, что нет дома и неизвестно где». Если же я снимаю трубку сам, радостно так плету: «Мишка, привет! Сколько зим, сколько лет!.. Кто пропал? Я пропал? Да ты что, озверел?.. Сейчас не могу. Свиданка. Серьезная девочка… Завтра? Завтра обязательно. Как штык. Жди звонка. Привет!» И конечно, не звоню. А когда мать открывает рот: «Почему бы тебе не…», я на нее сразу кричу: «Не твое дело!» – и она пугается, замолкает. Впрочем, ребята мне давно не звонят.

Вот так. Теперь про меня все наперед известно. Знаю, что когда-нибудь накоплю деньги на машину (об этом никому ни слова) и буду кататься по воскресеньям. А больше ни о чем и не мечтаю. День и ночь – сутки прочь. Я доволен.