«Тигры» горят!

Шершавин очнулся, с изумлением осознав, что он всё ещё жив. Сознание вернулось к нему внезапно, на мгновение показалось, что это был просто глубокий и долгий сон. Ему, должно быть, очень повезло. Оказаться в эпицентре взрыва и остаться целым!

Он не мог открыть глаза. Стараясь не двигаться, он сконцентрировался на том, что он должен был делать дальше. Медленно он попытался открыть глаза, и сразу же его охватила паника. Как он ни пытался, его глаза были закрыты. Веки отказывались двигаться. Насколько сильно его ранило? Ни единого звука — предупреждал он себя. Кто знает, кто или что может быть рядом. Его самообладание позволило ему восстановить контроль над собой, он попытался поднять правую руку. Ничего не произошло. В следующие несколько секунд Шершавин обнаружил, что он полностью оцепенел. Он не чувствовал своего тела, будто у него не было ни ног, ни рук, ничего. Но он мог слышать!

Сержант ругал себя за свою глупость. Слышать? Ничего подобного. Он слушал монотонный гул, шумевший в его голове. Глухой гул из пустоты. Он был глух, как камень.

В следующий момент острая боль пронеслась по его телу. Шершавин никогда не был так рад что-то чувствовать, даже боль. Боль означала жизнь. Его состояние менялось, и как только он осознал это, он прислушался к ощущениям тела. Ага! Значит, смерть к нему ещё не подобралась. Он ощупал тело рукой. Большая часть тела не реагировала и не чувствовала ничего. Сержант всё ещё был парализован. Шершавин решил не торопиться. Он должен определить, куда он ранен. Через несколько секунд он заметил странную вещь. Там, где его рука дотрагивалась до тела, прикосновение ещё чувствовалось некоторое время. Шершавин продолжил трогать себя рукой и обнаружил, что его одежда была изорвана. Внезапно силы оставили его, и он опустил руки.

Холодно… Верхняя часть его тела лежала на земле, а его ноги был погружены в воду. Конечно, в реку. Он попытался шевельнуть ногами, но они замёрзли и не двигались. Медленно, глотая воздух, он выполз на берег. Сержант бил по ногам кулаками, начал их растирать настолько энергично, насколько мог. Чувства со временем возвращались вместе с сильными болями. Шершавин аккуратно поднёс руки к лицу. Он вздрогнул. Его лицо превратилось в мягкую массу. Он пощупал свои глаза. Они были на месте. Там, где должны были быть глаза, снаружи была разбухшая кожа. Теперь он понял, почему он не мог видеть. Он не мог открыть свои глаза.

Глухое гудение в его ушах изменилось. Изменилось? Сержант пошевелился, попытался встать на ноги, понять, что происходило. Шершавин слышал звуки, но он не был уверен, что они были реальны. Он опустился обратно на песок. Звуки стихли. Он поднялся. Звуки стали громче. Шершавин закрыл уши руками. Звуки стихли. Он отвёл руки. Опять звуки! Слух возвращался. Теперь он понял, что случилось. Взрыв. Его отбросило взрывной волной. Многие функции его тела были нарушены, но это было временное явление. Но что это за звук? Словно сигналы. Сигналы высокой частоты. Всё ещё слепой, в темноте, он не мог подавить улыбку. Соловей! Взрыв отгремел и, повинуясь инстинкту, птица продолжила песню.

Затем он услышал новый звук. Голоса! Шершавин почувствовал, как сильно забилось его сердце. Ему нужна была помощь, а там были… Он заставил себя подумать. У него не было никакого представления о том, кто это мог быть. Сержант начал звать на помощь перед тем, как вспомнил, кто мог услышать его здесь. Он должен был сначала подумать, а потом кричать. Через несколько секунд он осознал, как близко была его смерть. Немецкие голоса. Шершавин слышал их отчётливо. И он лёг на берег реки, на песок, слепой, всё ещё не знающий, насколько сильно были повреждены остальные части его тела. Но он не должен быть захвачен в плен, даже слепым. Он засунул руку в карман, ища ручную гранату. Он был готов в любую секунду дёрнуть чеку.

Голоса прошли мимо него в темноте. Шершавин внимательно вслушался. Опять тишина; только птица. Сержант пошевелил губами. Это было очень больно, и он понял, насколько они опухли и потрескались. Но ему необходима была уверенность в себе, если даже больше у него ничего не было.

«Я буду жить», — сказал он вслух и испугался грубости своего голоса.

С трудом он встал на колени. Несколько секунд он покачивался и нащупывал предмет, на который можно было бы опереться — и чуть не потерял сознание. Затем он всё-таки упал, опять без сознания, на песок.

Когда он попытался подняться ещё раз, он заставил себя спланировать свои действия. На этот раз он отполз назад, к воде, двигаясь вниз по склону. Сержант должен был знать, где он оказался. Он окунул свою левую руку в реку. Он не двигался некоторое время, прислушиваясь к ощущениям. Вода мягко текла по тыльной стороне его ладони. Шершавин понял, что взрыв отбросил его на правый берег реки, далеко за немецкой линией обороны.