«Тигры» на Красной площади. Вся наша СМЕРТЬ - игра

Добравшись до обрывистого берега над рекой, осторожно спустился вниз. А там, в густых зарослях прибрежных кустов, развел небольшой костерок и задумался над происходящим.

Что происходит-то? Да, он не в Вальхалле, как обещал рейхсфюрер Гиммлер и прочие партайгеноссе. Тогда где он? Потом он достал медальон и стал внимательно разглядывать тусклое серебро, на котором играли медленными отсветами языки пламени. Потом достал из ранца консерву, поставил ее на костерок. И только тут понял — кинжал забыл в квартире! Вытащил консервированное мясо из огня, поплевывая на пальцы. Сунул обратно в ранец. Достал кусок суррогатного хлеба и задумчиво стал жевать. Впрочем, что думать? Действовать надо. Надел цепочку на шею и сжал медальон в руках…

ГЛАВА 18

— Сэр, но…

— Никаких но, Андерсон. Эксперименты продолжать. Это указание оттуда!

Форрестол ткнул пальцем в потолок.

Андерсон пожал плечами, но продолжил:

— Понимаете, ситуация выходит из-под контроля. Потери в подопытном материале составляют…

— Гребаное дерьмо! Да мне все равно, какие потери в материале! Если будет нужно — мы еще для вас этого материала добудем. Что вам непонятно?

— Да как-то нехорошо, мистер Форрестол. Вот вчера один из экипажей закинуло в мир ядерной войны, вторая стадия лучевой болезни. Двое уже скончались. Третий еще жив, но без сознания. Некто Ганс Фольксфатер, позывной «Зепп»… Ну куда мы будем отправлять новеньких? Вы сами подумайте — вот экипаж Дмитрий Брамм. Двадцать четыре года. Дизайнер. В армии не служил. Механик-водитель. Позывной «Мутабор», прости Иисусе! Римма…

— Меня не интересуют ни джерри, ни джапы, ни тем более рашенс. Вам это понятно? — рявкнул второй советник.

— Да, но я… Мы, — поправился Андерсон. — Мы не видим смысла в экспериментах, которые мы не контролируем. Сейчас на очереди еще один экипаж, однако мы даже понятия не имеем, куда, как и, главное, почему их закинет.

— Знаете, мистер Андерсон, — задумчиво сказал Форрестол. — Знаете, я иногда завидую русским.

— Не понял? — Андерсон и впрямь не понял.

— А особенно я завидую Сталину, — продолжил Форрестол. — Он мог без всяких идиотских демократических процедур взять и расстрелять любого человека. Вам такие фамилии, как Курчатов, Королев — знакомы? Он их всех уничтожил. Просто движением пальца, — и поднял палец вверх. — Вот у меня сейчас точно такое же желание — увезти вас в ближайший подвал и расстрелять там. А на подвале повесить табличку: «Лубянка. Воскресные скидки на уничтожение!». Вы меня понимаете?

Андерсон побледнел:

— Но…

— Да, к сожалению, у нас демократия. Поэтому я вас просто объявлю врагом нации и российским шпионом. Потом будет суд, присяжные, художник нарисует ваш портрет. В стиле раннего Пикассо. Вы видели раннего Пикассо?

— Нет. А кто это? — не понял Андерсон.

— Это расчлененка, мистер физик.

— Это… Это шантаж! — взвизгнул начальник исследовательского центра АНБ.

— Да, — согласился Форрестол. Согласился и улыбнулся. — Так что, или работаем, или…

Несколько секунд Андерсон молчал. На лице его, как на экране, было прекрасно видно, как сражаются две эмоции — честного ученого и честного отца троих детей. Дети победили.

— Хорошо. Мы запускаем следующую партию подопытных, — выдохнул ученый.

— Я и не сомневался, — продолжал улыбаться Форрестол.

Начальник центра шагнул было к двери, но потом оглянулся. Взгляд его был уставшим, злым и отчаянным одновременно.

— Сэр! Вы смотрели фильм «Терминатор»?

— Конечно. И что?

— Я вас хочу предупредить, что мы выпускаем джинна из бутылки. И тот, кто придет к нам оттуда… С ним даже жидкий терминатор не справится.

— Иди, иди, — ухмыльнулся Форрестол.

Когда дверь с тихим шипением закрылась за ученым, улыбка сползла с лица второго советника.

Он долго барабанил пальцами по пластиковому столу.

— Я знаю, мистер Андерсон. Я — знаю.

Камеры видеонаблюдения и встроенные микрофоны бесстрастно зафиксировали шепот второго советника.

В это же самое время доктор Андерсон быстро шагал по коридору центра, и полы его халата развевались, словно знамя в миссии Аламо.[45] То, что он думал, камеры фиксировать не умели. Это могли делать переносные энцефалопередатчики в виде небольших металлических, цвета серебра, медальонов круглой формы. Но Андерсон никогда не прикасался к ним. А думал он просто:

«Иисус! Сделай так, чтобы они все умерли!»

Где-то за небесами кто-то хмыкнул.

ГЛАВА 19

— Старт! — прозвучал бесстрастный голос в голове.

И темнота исчезла.

Свет проявился через нее. Словно в фильме каком-то. Ну, когда у режиссера фантазии или желания не хватает — он делает монтаж. И такой ход есть — темнота и постепенно реальность проявляется.

Вот тут — то же самое.

— Прикольно! — выдохнул Мутабор.

— Угу, — меланхолично поддержал его Раббит.

Да…

Корсунь-Шевченковский котел[46] во всей своей красе. Как организаторы чемпионата и обещали.

Танк был выбран стандартно. «Тигр». Раббит, на правах авторитета, сидел в командирском кресле. Мутабор был назначен механиком-водителем. Римма сидела на месте стрелка-радиста. Орги так порекомендовали. Мол, хватит. Заряжающий?