Движение рычагов подвески и напряжение на изгиб ослабляли фланцевые соединения всей подвески. Поэтому появлялась повышенная нагрузка на остальные катки и разрушалось резиновое покрытие катков. Количество работы для замены средних и задних катков было огромным, для этого надо было снять передние восемь катков.
Мое описание этих проблем — это повод с благодарностью вспомнить товарищей из ремонтных групп и роты ремонтной мастерской. Как часто нужда в ремонте возникала по причине невнимательности экипажей танков!
Превосходство «Тигра» I и II в огневой мощи и бронировании над всеми вражескими танками, сохранявшееся до конца войны, сделало нас беспечными. Во время прикрытия наших частей и в боях мы, бывало, часами стояли на одном месте, ничем не прикрытые и не замаскированные, и с нами ничего не могло произойти!
Мы даже не придерживались правильной танковой тактики, которую мы все учили. Молодые солдаты и неопытные водители, приходившие к нам в качестве пополнения, перенимали от нас нашу беспечность. Мы часами стояли, как открытая мишень, и при этом теряли возможность застать врага врасплох. Если русские видели «Тигры», то, как правило, своими танками они атаковали не нас, а где-нибудь в другом месте. Следствием этого были вклинения и прорывы, которые мы, как пожарная команда, должны были подчищать. Лучшей альтернативой было бы поставить «Тигры» за линией фронта, укрытыми и замаскированными, чтобы после определения направления атаки русских неожиданно ударить. Эта тактика принесла бы нам еще большие успехи с меньшими потерями. Я признаю, что ведущие тяжелые бои, истекающие кровью пехотные соединения нуждались в «корсете» в виде танков прямо на переднем крае, это стабилизировало их боевой дух. Тактически правильные вещи не всегда самые правильные. Мы часто видели примеры того, что уход единственного «Тигра» с передовой для заправки и пополнения боекомплекта для пехоты был сигналом к отходу вслед за «Тигром». На востоке, почти до самого конца войны, с воздуха не было существенной угрозы. Пренебрежение всеми пассивными способами защиты, такими как маскировка, наблюдение за воздухом, рассредоточение, привело к тому, что на западе мы получили ужасный урок сокрушительных налетов вражеской авиации.
Наши танки не были для нас просто боевыми машинами. Это были средства передвижения, места проведения досуга и отдыха, спальни и гостиные. Танк — это была защита, и не только от вражеского оружия. Поэтому у экипажей были очень близкие отношения со своими танками. Держать танки в безупречном состоянии было первой задачей всех пяти членов экипажа.
Водитель танка, как я это видел, больше других чувствовал свою ответственность за работу всех систем. Его обучение на курсах в Падерборне касалось не только обслуживания и понимания работы мотора и ходовой части. Он руководил остальными членами экипажа во время технических работ в ванне танка и на ходовой, там был основной объем работы.
В нашем батальоне было принято, что офицеры тоже брались за дело. В бою задачами водителя было не только вести танк тактически грамотно, но и наблюдать за ходом боя.
Наш водитель Вальтер Эшриг на протяжении всей войны делал это спокойно и уверенно, он был выше всяких похвал.
Вторым по важности человеком в танке был наводчик. Это был человек, от которого зависело, будет ли в бою полностью раскрыт потенциал нашего оружия или просто будет устроен халтурный фейерверк. С уважением я вспоминаю наводчика Вальтера Юнге, которого мы предпочитали всем остальным, его больше нет с нами.
За 13 месяцев, которые мы вместе провели в 114-м, потеряв два «Тигра» от действий противника, к счастью, без потерь для экипажа, он стал мастером своего дела, хотя сначала в него никто не верил. Кроме его молниеносной реакции и мгновенного понимания намерений командира танка, его соратники имели в его лице всегда готового помочь и веселого товарища.
Я прошу прощения у всех командиров танков, заряжающих и радистов за то, что поставил их значение ниже значения водителя и наводчика. Это опыт моих 37 месяцев на фронте. Это прописная истина, но я должен сказать, что радист и заряжающий — это становой хребет танка. Наш заряжающий в 114-м, Йохан Штромер, был человеком, которому чужда всякая спешка. Но в бою было совсем по-другому! Он заряжал тяжелые, около 20 килограммов, 8,8-сантиметровые снаряды с такой скоростью, что наводчик очень редко должен был его ждать.
Иногда я не мог понять, откуда он берет снаряды. Но однажды, во время отступления от Харькова в августе 1943 года, у Мерефы, оказалось, что в резервной боеукладке под полом башни находятся бутылки с известным харьковским «шампунем».
У радиста был отдельный статус в экипаже танка. В бою он был нужен только от случая к случаю, в принципе бой можно было вести без него. Но из-за постоянного прослушивания радиопереговоров он был очень полезным источником информации.