TiHKAL

— Верно, верно.

— И все это имело очень мрачный оттенок. Зрелище не из приятных, но, — это самое главное, — я не могла его описать. Я могла рассказать Шуре о чем угодно, но не могла сказать ни слова о том, что я вижу, и я подумала, что между двумя полушариями моего мозга, наверное, возникла какая-то преграда.

— Да. Так оно и есть, — сказала Сара, отхлебнув из своего стакана.

— Неужели?

Просто удивительно!

— Ладно, — сказала я. — Но меня интересует другое: что это значит, когда ты смотришь на совершенно простую вещь, и не можешь воспользоваться той частью своего разума — своего мозга, — чтобы найти слова. Ты здесь что-нибудь понимаешь?

— Здесь очень важно фокусирование внимания, — ответила Сара. — У меня часто бывает так: когда я хочу вспомнить чье-то имя, я как бы вижу этого человека, слышу его голос, а иногда вспоминаю даже его запах или костюм. Но имени-то при этом я как раз и не могу вспомнить!

— Ну, и…?

— Ну, и это, большей частью, происходит оттого, что я привыкла использовать визуальную систему в качестве доминирующего когнитивного инструмента, причем часто вне всякой связи с вербальной системой. В результате, чем сильнее визуальный стимул, тем меньше шансов вспомнить его название.

— Ага, ага!

— Вот так и возникает разделение, — тут Сара прикрыла глаза, как бы приглядываясь к чему-то внутри себя. — И даже в нашей телепатической работе часто бывает, что два человека описывают одну и ту же картинку совершенно по-разному.

Наверное, она имеет в виду эксперименты по дальновидению.

— А когда кто-нибудь пытается принять картинку, — продолжала она, — то иногда он видит ее правильно, а описывает неправильно, а иногда описывает правильно, но видит неправильно.

— Как странно! — сказала я.

— Да, странно, — подтвердила Сара. — И с той же странностью мы сталкиваемся и в твоем случае. Вербальная система может быть совершенно независима от визуальной. Понимаешь ли, у некоторых людей вербальная система играет доминирующую роль в процессе мышления; и когда они говорят какие-нибудь каламбуры, я просто теряюсь. Пока они говорят о каком-нибудь предмете, я представляю себе этот предмет, и вдруг — каламбур! Слово меняет значение, и мне приходится перестраивать всю линию своего мышления. «Да, — говорю я себе, — это, наверное, просто шутка». Но для меня-то это не шутка, я как на стену натыкаюсь, потому что мой доминирующий когнитивный процесс не вербальный, а визуальный! И все шутники смеются, что юмор до меня туго доходит, но все это происходит лишь потому, что я использую соответствующую часть своего мозга совсем не так, как они.

— И видения, о которых я рассказывала… — начала я.

— …представляют собой что-то вроде проекции изнутри тебя самой. Ты проецируешь их на поверхность того, что происходит в твоих визуальных процессах, и если они у тебя и в самом деле доминантны, то они могут быть совсем не связаны с вербальными. Поэтому иногда ты не можешь рассказать о том, что видишь.

— Но почему же при этом я могу говорить обо всем остальном?

— Потому что это уже совсем другой процесс. Ты можешь — ты видишь; но ты просто не создаешь вербальной связи…

— …с тем, что происходит в визуальной сфере, — закончила я.

Я могла говорить с Шурой, поскольку речь шла не о том, что я видела, а о мыслях и чувствах, которые я не воспринимала визуально.

— Для тех, кто не умеет мыслить визуально, — продолжала Сара, — основная трудность при овладении этим стилем мышления заключается… ну, ты понимаешь: например, кто-то что-то нарисовал (тут она поводила в воздухе воображаемой кисточкой со звуком «чш-чш-чш» — очевидно, подражая шуршанию щетины). Так вот: кто-то что-то нарисовал, а другие спрашивают: «Что это такое?», потому что они же должны прилепить к этому какое-нибудь слово: это должно быть, например, «листиком», или ЧЕМ-то там еще должно быть, верно ведь?

— Пусть они потренируются на картинах Клиффорда Стила, — предложила я. Сара рассмеялась: она явно знала этого художника.

— Если ты мыслишь в красках, — сказала она, — если у тебя функционирует цветовой разум и формальный разум, то слова тебе вовсе не нужны. Допустим, ты ищешь Мэрион Стрит, видишь табличку «Мэрин Стрит» — и тут же поворачиваешь на эту улицу, и уже потом понимаешь, что ошиблась. Потому что ты только взглянула на первые буквы и уже решила, что нашла то, что искала. Таким образом и происходит… (тут она запнулась, то ли подбирая слова, то ли заметив, что я начинаю терять нить разговора) …происходит смешение в области намерения.

— Намерения, — повторила я. — То есть фокусировки.