ТИК

В последнюю секунду пацанчик из числа снующих по студии бросился брызгать моющим средством и сандалить шваброй какую-то из пластин у Ксении под ногами. На мониторе она заметила себя — собственный вид показался ей совершенно дурацким. Кирюха подмигнул.

— …Почему такое ужасающее кино и в таких жалких количествах в России делали в девяностых — понятно. Разруха была в государстве и разруха была в кинематографе. Считается, однако, что с тех пор все изменилось, и считается, что в лучшую сторону. По поводу государства можно спорить, но в киноотрасли — несомненно: это доказывается статистически. Десять лет назад у нас снимали по десять фильмов в год, а сейчас — триста…

Говорила какая-то баба — молодая, но, видать, сильно наблатыканная. «Ксения Назарова», судя по плашке внизу экрана. «Кинокритик, сценарист». От того, что она несла, от издевательского ее тона Серегу только еще больше колбасило. Но пульт валялся неизвестно где, а заставить себя подняться и взяться за поиски Серега был не в силах.

— …Деньги не только вкладываются в кинопроизводство, но и возвращаются через прокат. Бюджеты растут, жанровое разнообразие ширится. Здоровая тенденция? Здоровая. А теперь объясните мне, пожалуйста, почему количество упорно не желает переходить в качество?..

И тут Сереге наконец повезло — дверь открылась и вошел Русел. Даже более-менее трезвый. Если и косой, то не сильно. Вообще-то чем дальше, тем меньше Серега был рад новому соседу. Вроде ничего такого тот не делал — но был какой-то странный. Говорит как бредит. И рожа эта его, и глазки. И тик постоянный… Хер знает, чего от такого ждать. Но сейчас Серега воспрял:

— Русел… Пульт найди, слуш… Переключи на че-нибудь другое. Не могу я это…

— Че, вампирит? — поинтересовался в своей манере тот, криво лыбясь.

Серега не ответил. Русел осторожно положил на подоконник рюкзак с компьютером своим и огляделся.

— …Если появляется что-то приличное, — неслось с экрана, — то всегда как штучный авторский продукт и почти всегда это нечто минималистическое. Но почему общий профессиональный уровень ни на йоту не вырос с радикальным изменением уровня востребованности кино — обоюдной востребованности: и со стороны производителя, и со стороны зрителя?..

Русел повернулся к ящику. Пульт был у него в руке, но перерубать канал он не спешил.

— Может, еще вырастет… — сказал какой-то мужик, другой гость студии.

— Не-а, — глумливо осклабилась девка. — Не вырастет. И знаешь, почему?

— И почему же?

— А потому что все сгнило! — отрубила она. — И продолжает гнить. Я имею в виду, естественно, не одно кино. Просто в нем все предельно наглядно: занятие это коллективное, с одной стороны все-таки творческое, с другой — требующее не только денег и инфраструктуры, но и профессионализма, школы, традиции. И вот это последнее — самое главное. И с ним-то у нас — главная проблема. Мы раньше думали — с деньгами. Но когда деньги появились, выяснилось, что — вовсе нет…

— Русел!

— Ща. Погоди.

Типа он понимает вообще, о чем они там трут…

— …Мы действительно страшно деградировали. В отношении любых признаков и примет цивилизации. И кино тут — лишь частный и третьестепенный, хотя и донельзя показательный случай. За последние двадцать лет, два десятка лет торжества энтропии на пространстве бывшей империи, ремесленные стандарты, допустим, наших киношников упали так же низко, как, скажем, уровень общественного сознания…

— Так ты в Пи-итере… — сказал вдруг Русел, глядя в телик.

— Чего? — не понял Серега.

Тот не ответил. И вот так на постоянке. Думай че хочешь…

— …Все сгнило, все. Государство, его институты — так вообще на корню. Совершенно синхронно с чувством гражданской ответственности населения в целом… Да, в нашем кино попадаются талантливые люди — как и вообще в стране есть не вполне равнодушные и безответственные: и не так, наверное, мало в абсолютных цифрах. Но они всегда — сами по себе. А общий, массовый уровень, тот, что отражает реальное положение дел — глубоко пещерный. Надо отдавать себе в этом отчет, ребята. Этого, конечно, не признают в Москве, потому что, надувшись самомнением местечковых нуворишей, полагают, что раз у нас недвижимость дороже, чем в Нью-Йорке, а на улицах до хрена «бентли», то тут теперь одна из главных мировых столиц… Точно так же, как с «отечественными блокбастерами»: бабок накинули и уверены, что Голливуд отдыхает… А в нищем спившемся Серопопозадерищенске этого не признают, потому что там комплекс неполноценности как всегда обращается в истерическую манию величия и вопли об особой русской духовности… Но признавай не признавай — реальность остается реальностью…

Ведущий передачи, хлопавший глазами в очевидном обалдении от такого полива, наконец, очнулся и попытался встрять, схохмить, сбить обличительный пафос — но девка не обратила на него ни малейшего внимания: