Тихая гавань

Дана с Сэмом сидели на крыльце, ветерок с Атлантического океана ласкал их лица.

— Да, — сказала Дана.

Они поцеловались, и их объятия длились целую вечность, а звезды сияли у них над головами. Дана думала о детях: о девочках, какими были они с Лили, о Куинн и Элли, спящих в доме, о будущем их с Сэмом ребенке.

Вот бы написать такую картину — большая веселая семья гуляет на берегу, синее море спокойно, встает луна. Русалки забрасывают сети, в воде резвятся серебристые рыбки. Лица людей исполнены любовью. Любовью, которая реальнее любой мечты. Любовью, которую хранит в своем сердце Дана.

Такая бы получилась картина, и, сидя рядом с Сэмом, Дана верила, что такая у них получится жизнь.

Они не ложились всю ночь. Им не хотелось расставаться даже на сон, а еще им хотелось сохранить в душе радость — радость предчувствия будущего. Но еще и потому, что оба думали о Лили и готовились с ней попрощаться.

Сэм нанял небольшую рыбацкую лодку. Куинн и Элли стояли в спасательных жилетах на палубе, а Сэм вел судно.

Куинн держала латунную урну, и Элли не отходила от нее ни на шаг. Настало время развеять по ветру прах их родителей. И лучше места, чем море у острова, где познакомились Лили и Майк, нельзя было придумать.

— Скажите где, — крикнул из рубки Сэм.

— Обязательно, — ответила Куинн.

Они с Элли взглянули на тетю Дану и Сэма. Те стояли рядом и все время улыбались так, словно у них появился общий секрет, а еще непрерывно зевали, будто не спали всю ночь. Куинн не нужно было ни читать чужих дневников, ни подслушивать — она сразу догадалась, что тетя с Сэмом решили пожениться.

— Где мы это сделаем? — спросила Элли.

— Не знаю, — ответила Куинн, оглядевшись по сторонам.

— Давай вон там, — показала Элли на пятнышко прозрачной воды, золотившейся в лучах солнца.

Куинн кивнула. Она крепко прижимала урну к груди. Элли просунула руку Куинн под локоть.

— Ну, пора, — шепнула Куинн. — Где цветы?

Элли прошла за рубку — туда, где она положила букет. Это были последние цветы из маминого сада в Хаббардз-Пойнте и белые розы из Акуинны.

— Вот здесь! — крикнула Куинн.

Сэм сбросил скорость. Они с тетей Даной вышли на палубу. Тетя Дана осторожно взяла из рук Куинн урну. На лице ее играла нежная улыбка, но в глазах стояли слезы. Она держала урну благоговейно, словно это была величайшая драгоценность. А потом аккуратно открыла крышку.

Куинн и Элли набрали пригоршни пепла и бросили их за борт. Их мама с папой умерли в океане, который они любили больше всего на свете. Она представила себе папу на носу лодки и маму, смотрящую на него с нежностью и любовью.

— Мамочка, папочка... — прошептала Куинн.

И Элли повторила то же самое. Тетя Дана тоже взяла горсть праха.

— Сэм, ты тоже, — сказала Куинн.

— Я? Но я же не...

— Ты тоже член нашей семьи, — сказала Куинн твердо.

Сэм присоединился к ним, а тетя Дана обвила рукой его талию и уткнулась лицом ему в плечо, чтобы не было видно слез. Потом Элли кинула в море букет белых цветов.

Куинн тоже плакала. Родители вернулись в море. Она глядела на отражающиеся в воде лучи солнца, на уплывающие все дальше цветы, думала о полной луне, которая сияла вчера ночью, и о том, что ее серебристый свет еще живет в волнах и русалки приплыли, чтобы забрать родителей туда, где им будет хорошо.

— Прощай, мамочка, — прошептала Куинн.

Прощай, любовь моя, прощай, Акуинна Джейн. Я знаю: с тобой все хорошо. Тебя любят.

Куинн расслышала эти слова в шуме ветра, а взглянув через плечо сестры, увидела прозрачную волну, в которой шныряли крохотные рыбешки с зелеными хвостами. Хотя солнце еще светило вовсю, Куинн готова была поклясться, что разглядела серебряную русалочью сеть, полную любви, морского огня и охапок белых цветов.