А слишком активное участие Зайберта в допросах и ликвидации списали на «высокую увлеченность в решении поставленной задачи». Именно такая формулировка была в его досье. Однако Зайберта решили на некоторое время убрать из зоны активных боевых действий, наградили Железным Крестом, дали внеочередное звание, а потом и очередное подошло, так что вот так он и оказался в этом городке. Подлечить психику и успокоиться. Насколько Шульц понимал, основные вопросы вызвали не сами методы Зайберта, а именно факт его участия в убийствах, так как время военное, кругом враги,а командир должен сохранять холодный и ясный ум.
Сыщик вспомнил о таких фактах из биографии Зайберта не случайно: еще вчера он заметил изменения в его поведении. Шульцу за долгую службу приходилось сталкиваться и плотно общаться с наркоманами: морфинистами, кокаинистами, любителями опиума и даже какой-то экзотической латиноамериканской дряни. Гестаповец же со вчерашнего дня явно находился под воздействием амфетаминов: расширенные зрачки, учащенное дыхание, немного ускоренная речь. «Первитин». Шульц знал, что на начальном этапе войны, «Первитин» активно использовался вермахтом, особенно во Франции, а Зайберт служил давно: начал с Испании советником, хотя основной функцией был арест немецких добровольцев, воевавших против Франко, потом Франция, затем Россия. Шульц не доверял наркотикам: только в самом крайнем случае — купировать боль или выжать из организма максимум за короткий срок. Но постоянно их использовать — это путь в никуда. Шульц насмотрелся на последствия. Не только физическая угасание, но и умственная деградация.
Однако Шульца беспокила не дальнейшая судьба Зайберта под наркотиками, а текущая ситуация. После приезда, когда он начал изучать дело, то сперва порадовался, что с местным гестапо все прошло гладко, но уже через пару дней он начал понимать, что все слишком гладко, приторно сладко. Эдакая расслабляющая благодать. Шульц сделал еще глоток: ему нравилось вот так сидеть в кафе одному и размышлять. Ни дома, ни в рабочем кабинете, ни на прогулке в парке, ему не думалось так хорошо. А вот полупустые кафе со спокойной негромкой музыкой отлично помогали для решения многих задач. В Берлине найти такие места было достаточно просто: даже в самых популярных заведениях бывали «мертвые» часы, когда посетителей ноль, и он пользовался такими моментами.
Шульц знал, что за два года Зайберт написал несколько рапортов с просьбой вернуть его на фронт, но получал вежливые отказы. Руководители здраво рассудили, что пока имеет смысл подержать его в тихом спокойном месте. И вот Шульц осознал, что именно стараниями Зайберта этот городок начал превращаться из тихого озера в бушующее море. В личном деле гестаповца отмечалась его прекрасная эрудиция, чувство юмора, а этот показатель связан с уровнем интеллекта. Тупые люди равнодушны к шуткам или просто не понимают их. Так что с мозгами у Зайберта был беспорядок, но работали они, когда нужно, очень эффективно. По стечению обстоятельств местный комендант самоустранился от всех проблем и решений, так что город полностью был под властью этого здоровяка. И Шульц сначала никак не мог понять, почему за два года Зайберт не сумел поймать убийцу. Его отговорки про отсутствие опыта и якобы акценте на ведение борьбы с сопротивлением и саботажем, только сперва выглядели убедительными. Сыщик убедился, что гестаповец вполне может контролировать ситуацию , да и информаторов у него точно очень много. С его талантом входить к людям в доверие.После того, как Барт начал плотно работать с Шульцем, то заметил, что гестаповец стал более дружелюбен с ним. Это объяснялось очень просто: Зайберт хотел знать максимум о ходе расследования, хотя Шульц и пообещал ничего не скрывать Но он никому не доверял и желал иметь альтернативный источник информации. И гестаповец начал приближать к себе лейтенанта, хотя до появления сыщика придерживался сугубо рабочих отношений.