И тут же почувствовала его ответную дрожь; его рука скользнула вниз, к талии Дженни, еще ниже, и обеими руками он крепко обнял ее. Дженни ощутила его готовность к любви, и в тот же миг он языком раздвинул ее губы, проникая во влажную глубину рта.
Эти два ощущения разом пронзили ее, как две огненных стрелы, и Дженни подумала, что вот-вот упадет в обморок, однако вместо этого пришло новое знание, оживляющее ее тело и наполняющее его нестерпимым желанием.
– Майкл, – снова простонала она, бездумно приникая к нему бедрами, ища близости, которая, наконец, насытила бы ее томление, – Майкл, я больше не могу.
Он чуть отстранился, словно не понимая, и взглянул ей в лицо бархатными глазами, в которых не отражался свет луны.
– Почему? – тихо спросил он, и голос его был низким и хриплым, каким-то набухшим, как и его губы.
Дженни тронула эти губы дрожащими пальцами.
– Не знаю, – шепнула она, – все слишком… – она попробовала рассмеяться над собственной наивностью, – слишком чудесно.
В слабом свете белой молнией блеснула улыбка Майкла.
– Слишком чудесно? – повторил он, обеими руками обхватив ее бедра. – А мне показалось, что все именно так, как надо.
Дженни невольно изогнулась навстречу его ласке, словно котенок, и оттого оказалась еще ближе к нему, чем прежде. Их тела слились, Майкл судорожно втянул в себя воздух, его пальцы на нежной коже Дженни свело от напряжения.
– Дженни, – выговорил он приглушенным, каким-то чужим голосом, слегка отстраняя ее от себя, – сначала нам надо поговорить.
Поговорить?! Сраженная, она уставилась на него, кляня себя за глупость. Нечего было самой портить волшебство этой ночи. Она не хотела разговаривать, не хотела вспоминать, что он ее враг. И еще она не хотела, чтобы он видел в ней прежнюю маленькую Дженни, прибегавшую к нему за советом и утешением как ко второму старшему брату. Сердце Дженни готово было выскочить из груди, она, пожалуй, умрет, если Майклу сейчас вздумается обращаться с ней по-братски.
Этого она не допустит. Он любит ее, и она не позволит ему отпереться. Дженни вновь нежно приникла к нему, нашла его губы.
– А с этим как быть? – спросила она, стараясь казаться искушенной и обольстительной. – Может, побеседуем потом?
Еще не договорив, Дженни густо покраснела и теперь могла уповать только на бледный свет луны, который скрыл бы, как горят ее, щеки. Вдруг ей подумалось, что ее претензии на игривость могут быть нелепы и смешны, ведь так легко перейти грань между обольщением и вульгарным приставанием.
– Дженни, – повторил Майкл тихо, но твердо, – посмотри на меня.
Очень трудно было послушаться: слезы унижения застилали ей глаза. Конечно, ему противно, для него ее нынешнее поведение столь же неубедительно, как и рыдания вчера, ночью у телевизора. Господи, да что на меня нашло, в отчаянии подумала Дженни.
Майкл взял ее за подбородок.
– Радость моя, я все-таки не совсем животное, – сказал он, смягчая свои слова смущенной улыбкой. – Я могу и подождать немного. Подождать? Да как же?! Глубоко вздохнув, Дженни подняла на него глаза.
– А я вот не могу, – храбро выговорила она. Такое признание требовало больше сил, чем у нее было, и больше честности, чем находил нужным здравый смысл. Но Дженни было не до подобных тонкостей. – Майкл, я хочу тебя, – отчаянным, болезненно дрожащим голосом произнесла она. – Я всегда любила тебя и ничего с собой не могу поделать.
Майкл с трудом сдерживал себя, Дженни понимала это по легкой дрожи, сотрясавшей его тело, по напряжению пальцев, сжимавших ее бедра, по шумному, прерывистому дыханию. Но он не давал себе воли.
– Знаю, родная. – Он посмотрел на нее, весь серебряный от луны, неправдоподобно прекрасный. – Но утром ты возненавидишь меня, да и себя тоже, если мы сначала не поговорим. Слишком много всего мы еще не выяснили.
Его лицо было исполнено решимости; Дженни попыталась овладеть собой.
– Ты о Клер?
Он кивнул.
– И об Алексе тоже. Тебе от него досталось сегодня.
Он легко дотронулся до синяков, но Дженни не почувствовала боли. Она лишь понимала, что уже не прижимается к Майклу. Он словно ускользал от нее. Где-то глубоко в горле комом встали слезы.
– Клер поэтому от него сбежала? – нахмурился Майкл. – Он бил ее?
Дженни тщетно пыталась сосредоточиться, но мысли отступали перед гневным призывом тела.
– Пожалуй, нет, – вяло ответила она. Надежда таяла; неужели он не видит, что одно имя Клер разводит их по разные стороны пропасти, через которую не перекинуть моста? – Клер ничего не говорила о жестоком обращении.
Майкл помрачнел еще больше.
– Тогда, может, это он от перенапряжения…
Он погладил Дженни по руке, осторожно обходя больные места.
– Это ужасно, но… – глаза Майкла были непроницаемо темны, – но если Алекс знает о ребенке, я могу понять, отчего он так взбесился. Его первый, единственный ребенок, которого он может никогда не увидеть. – Майкл глядел мимо Дженни на призрачное пастбище. – Тут хоть кто с ума сойдет.
– Но Алекс ничего о ребенке не знает, – неловко возразила Дженни. – Клер не хочет, чтобы он вообще что-нибудь об этом знал.