Тихая моя родина

— Хорошо, что здесь много работы и времени на всевозможные споры и диспуты не остается, — говорит о. Сергий. — Работа для души спасительнее, чем диспуты. Священник должен постоянно проповедопать и исповедовать, меньше думать o себе. В городе слишком много собственного «я», здесь же оно растворяется в непрестанных делах.

— Вам, москвичу, не тяжело жить на селе?

— Конечно, вживаться было нелегко, это ведь совершенно другой мир по сравнению с тем, в котором я вырос. Сначала у меня было впечатление, что вернулся на 20 лет назад, настолько иные в здешних краях отношения между людьми. В любую деревню заходишь, как к родным. На многих дверях замков нет. И в Никольске — идешь по улице — все предлагают зайти. На весь Никольск — несколько десятков фамилий, люди живут, как родственники, народ здесь удивительный, в большинстве своём сохранивший прежние основы жизни.

Да, ему было чему поучиться у никольчан, им тоже было чему у него поучиться. A для меня встреча с отцом Сергием стала настоящим событием, одной из тех удивительных встреч, каких у любого человека за всю жизнь наберется лишь несколько. Тогда мы просидели с ним в здании воскресной школы до полуночи, довольно быстро задав все стандартные журналистские вопросы, я перешёл к вопросам личным. Моё воцерковление тогда лишь начиналось, многое в православии было непонятным, во всем хотелось разобраться. Неофитские вопросы всегда очень глупые, отец Сергий отвечал на них не просто с большим терпением, но с удивительной внутренней заинтересованностью, как если бы я спрашивал о самом важном в его жизни, да так ведь и было. И перед ним сидел уже не журналист, а просто человек, жаждущий слова истины. И он до крайности изможденный тяжелым рабочим днем, с радостью подарил мне несколько часов своей ночи. A мне казалось тогда, что передо мной открылись невероятные глубины мудрости, о существовании которых я даже не подозревал. Да ведь мне это и не казалось. Это была неисчерпаемая глубина православия, к которой позволили мне прикоснуться его спокойные, доброжелательные слова. Я понимал, что передо мной человек, по сравнению с которым я вообще ничего не понимаю, а он говорил со мной совершенно на равных. Тогда за несколько часов в своём воцерковлении я прошёл больший путь, чем за предыдущие несколько лет. Вот таким и было служение отца Сергия.

Потом я ещё несколько раз приезжал в Никольск и теперь уже сразу шёл к нему. Каждый раз у меня был к нему целый ворох вопросов, на которые глубже и тоньше, чем он, по моему убеждению, никто не смог бы ответить. A порою, просто находясь рядом с ним, я получал ответы на вопросы, которые возникли у меня лишь через много лет.

Как-то я обратил внимание на то, сколько цветов у него высажено вокруг храма. Он улыбнулся:

— Очень люблю цветы. Я вообще по натуре — созерцатель, могу один цветок целый час рассматривать.

Тогда они с детьми из воскресной школы только что вернулись сСоловков, он много там снимал на камеру, вечерами он монтировал отснятый материал, а я с удовольствием сидел рядом — знакомился с Соловками, вникал в тонкости монтажа. Удивительно видеть, как рождается гармония. A вечером перед сном я слушал записанное на диктофон большое интервью, которое о. Сергий взял у настоятеля Соловецкого монастыря. Для меня это был «диалог посвященных», которые не задают друг другу вопросов, вроде моих, и понимают друг друга с полуслова.

Уже после кончины отца Сергия в Вологде организовали выставку его картин. А я никогда не видел ни одной его картины, он мне не показывал. И вот несколько его работ меня, далеко уже не того неофита-несмышленыша, потрясли до глубины души. Никогда в жизни мне не доводилось видеть такого глубокого художественного осмысления русской истории. И это отнюдь не была «публицистика в красках», какой сейчас навалом, и производители которой недостаток художественного таланта стараются компенсировать тем, что «рисуют мысли», тоже впрочем, не слишком глубокие. А здесь философская глубина была выражена именно художественно. Автор ни чего не пытался доказать, он и показал-то не лишка, при этом ему удалось осмыслить события русской истории на уровне концепции. Это было потрясающе.

Может быть, в другом случае я сказал бы, что в авторе погиб большой русский художник, но про отца Сергия я знаю, что художник в нем не погиб. Он жил и служил Богу, как художник в самом высоком смысле этого слова.

В один из моих приездов мы вместе с ним съездили на некоторые его приходы. Стоим на автостанции, ждем автобуса, я говорю:

— Вы, батюшка, по всему району постоянно мотаетесь, вам бы хоть какую-нибудь старенькую самую недорогую машину. Совсем денег нет?

— Да нашел бы приход денег на старую машину. Но вот видишь люди стоят, автобуса ждут. А теперь представь себе, что я сейчас просвистел бы мимо них на личном автомобиле. А так я с людьми в одном котле варюсь. Мне это полезно, надеюсь — им тоже. Порою, и на остановке, и в автобусе вопросы задают. Хорошо, когда священник рядом с людьми.