«Тихая» Одесса

— Надо дождаться темноты, — торопливо забормотал он. — Потом идите на Новобазарную улицу, дом шесть. Постучите в окно, слева от парадной двери. Четыре удара… Мадам Галкина… Скажите, что от Баташова, ее предупредят. От нее узнаете, что делать дальше… Обязательно дождитесь темноты. Запомнили?

— Да.

— Теперь сидите, — сказал старик. — Уйдете после меня…

Он сложил газету, тяжело поднялся и, шаркая, поплелся к выходу. Со стороны он выглядел мирным одесским обывателем, который даже в такие трудные времена не изменил застарелой привычке «посидеть на воздухе» в послеобеденные часы…

"КАПТЕРКА" МАДАМ ГАЛКИНОЙ

Убедившись, что никто за ним больше не следит, Алексей еще засветло побывал на Новобазарной и осмотрел дом номер шесть.

Дом был третий от угла, серый, двухэтажный. К парадной двери вело чугунное крыльцо, с него легко было дотянуться до левого окна. Когда Алексей проходил мимо, окно было открыто, на подоконнике стояли глиняные горшки с геранью и столетником.

Рядом с домом находился какой-то склад. Глухой забор тянулся до следующего угла.

Не найдя поблизости сколько-нибудь подходящего закоулка, чтобы незаметно понаблюдать за домом, Алексей не стал задерживаться: вокруг шаталось много народу. Однако прежде чем уйти, он все-таки обошел ближайшие улицы, чтобы потом легче было разобраться в темноте.

До вечера оставалось еще несколько часов. Идти к Золотаренко не имело смысла: осторожный Рахуба велел без особой нужды не мозолить глаза соседям.

Остаток дня Алексей провел на Ланжероне. Несколько раз он ходил сюда купаться с Пашкой Синесвитенко и еще тогда впрок присмотрел на берегу несколько укромных местечек.

Высокий берег спускался к морю широкими уступами, точно гигантская лестница. Здесь было множество ложбин и впадин, скрытых густыми зарослями бурьяна и репейника. В одной из них и устроился Алексей.

Внизу голубело море. Солнце садилось в лиловые облака. На узкой полосе пляжа у самой воды чернели кое-где фигуры рыболовов, пришедших на вечернюю зорьку. Чтобы не терять времени даром, Алексей улегся поудобнее, прикрыл фуражкой лицо и заснул сразу и крепко.

Проснулся он от росы: к ночи похолодало. Густая тень сползала по обрывам. Она уже накрыла пляж, распростерлась над морем, и лишь в том месте, где скрылось солнце, еще багровела воспаленная кромка горизонта. Алексей выбрался из своего убежища, отряхнул грязь с одежды и зашагал к притихшему ночному городу.

Около одиннадцати часов он пришел на Новобазарную.

Дом номер шесть был темен и тих, как и все другие дома в Одессе. Стараясь не греметь сапогами, Алексей поднялся по чугунным ступеням и четыре раза стукнул пальцем в оконную раму.

Стекло тихонько задрожало: кто-то открывал тугую форточку.

Женский голос спросил:

— Кто там?

— Я от Баташова…

Через минуту он услышал скрежет дверного крюка, и женщина проговорила совсем рядом:

— Входите.

Он протиснулся в парадное. Женщина долго налаживала крюки и запоры, потом нашла его руку и потянула за собой.

Миновали еще одну дверь. Запахло жильем. Женщина повозилась в темноте и зажгла свечу. Желтый коптящий огонек осветил заставленную сундуками прихожую и самое хозяйку—встрепанную толстуху лет под сорок в цветастом домашнем капоте.

— Мадам Галкина? — спросил Алексей.

— Я.

— Мне велено…

Она взмахнула рукой:

— Знаю, знаю! Вас уже порядочно ждут! Обождите здесь минуточку.

Она поставила свечу на сундук, кивнула Алексею и ушла в комнату. За тонкой стеной приглушенно загудели голоса. Алексей напряг слух.

— …Один, — говорила женщина. — Лет двадцать пять, здоровый…

— Отведи его пока вниз, — пробасил кто-то, — надо улицу осмотреть.

— Куда вниз? — возразила женщина. — Там же…

— Сказано — делай!

— Ох, Микоша! Доиграешься ты!…

— Иди! — с угрозой повторил мужчина.

Хозяйка вышла в прихожую.

— Пойдемте, — сказала она, беря свечу с сундука.

Алексей молча двинулся за ней.

Парадный подъезд имел сквозной выход во двор. Недалеко от заднего крыльца, чуть сбоку от него, находилась дверь в подвал. Женщина поскребла ключом, отодвинула тяжелую дверь и нырнула куда-то вниз, в темноту, откуда на Алексея пахнуло застойным запахом сырости, прели и крысиного помета. Огонек свечи померцал в глубине и вдруг, заполняя дверной проем, разлился неярким рябящимся светом: женщина зажгла лампу.

— Входите, — позвала она.

Алексей спустился по шатким ступенькам. Женщина прибавила огоньку в лампе, велела подождать и ушла, по-утиному раскачиваясь на коротких ножках. Алексей огляделся.

Большое низкое помещение с кирпичными неоштукатуренными стенами и единственным заколоченным досками окном в глубокой нише было тесно заставлено какими-то ящиками, тюками и ржавыми бидонами. Около стены навалом лежали старые полушубки, поношенные» но еще вполне пригодные сапоги, рубахи, брюки армейского образца. В углу Алексей заметил деревянную койку с соломенным тюфяком, а на столе, возле лампы, две немытые жестяные миски с заплесневелыми остатками еды. Несколько колченогих венских стульев стояло вокруг стола.