В этой темной фигуре на фоне слепящего белого снега было что-то жутковатое.
— Чего это с ней?
— Рэпчик читает, — пошутила я, но никто не улыбнулся.
Мне и самой было не смешно. Сразу вспомнилась та фигура за окном веранды и чокнутая птица. И внутри опять сделалось обжигающе холодно, будто морозного воздуха глотнула.
— А вдруг это припадок? Может, ей помощь нужна, — предположила участливая Соня.
— Если и нужна, то не та, что ты ей можешь предложить. Наверняка колдует. Про нее знаете, что говорят?
— На каком, интересно, языке? Ни слова не понятно.
— Подойди и спроси, раз тебе любопытно!
— Тише, что вы разорались! Сюда идет, тс-с-с...
Старуха действительно перестала завывать на дорогу и боком, боком, как краб, вперевалочку, но как-то очень быстро буквально побежала к забору, разделяющему наши участки. Непонятно, как ей при этом совершенно не мешали сугробы. Она словно даже и не проваливалась в снег.
Мы дернулись назад, наступая друг на дружку, но дверь оставили чуть приоткрытой, чтобы можно было ее сразу, чуть что, захлопнуть и запереть, а пока подглядывать в щелку.
Соня, как самая высокая (и сильная), оттеснила нас, загородив собой весь обзор, и теперь шепотом комментировала:
-Подошла к забору. Точно так же вцепилась и смотрит прямо на дом. Раскачивается и шепчет.
— Чокнутая бабка. Дай мне посмотреть!
Мы с Леркой по очереди убедились, что теперь Анисимовна что-то завывает на наш дом.
Лицо у старухи было перекошенное, глаза закрыты. Беззубый рот раззявлен. Жутко! Куда делись ее зубы?! Из довольно безобидной бабушки соседка превратилась в зловещую ведьму. И это монотонное пение, больше похожее на завывание ветра в трубе.
Мы снова отпрянули, когда Анисимовна внезапно замерла и открыла глаза. Секунду она стояла молча, потом громко расхохоталась и уже совершенно нормальным шагом ушла в свой дом.
— Что скажете? - сурово бросила нам Соня, запирая дверь.
Будто мы в чем были виноваты.
— Ну... На нас же она не бросалась. Подумаешь, человеку петь захотелось.
— Ага. Неизвестно еще, что ты стала бы делать от одиночества.
— Пусть телевизор смотрит.
— Не помню у нее никакого телевизора. И потом он мог сломаться.
— Может, ее к нам пригласить?
— Еще скажи, пусть поможет нам этих самых, как их, вызывать. Нет уж, пусть у себя завывает.
— К тому же она жуткая.
Тут уж ни у кого возражений не нашлось. Соседка действительно выглядела очень пугающе, хотя, казалось бы, ничего особенно страшного не делала. Многие не умеют петь, но это никого не останавливает, в чем всегда можно убедиться в караоке.
Только вот вид воющей Анисимовны вызывал совсем другие ассоциации. С какими-то ужастиками. И знаете что, совсем это не так интересно, когда вживую, а не на экране. Вообще-то только в фильме и хочется такое видеть, а не так, через щелку двери, когда на соседском участке — живой знакомый человек в качестве действующего персонажа. Похоже, отрицательного.
В итоге мы решили гадать на сон. Самое безобидное, что посоветовала мне мама, — сказать три раза с закрытыми глазами: «На новом месте приснись жених невесте!», — и потом уже ни с кем не разговаривать и не открывать глаз до самого утра или пока не проснешься.
Валерия возилась с магнитофоном, тщетно пытаясь поймать что-то годное к прослушиванию, кроме этого опостылевшего шаманского воя. Соня по личной инициативе стала топить печь, периодически шуруя кочергой в топке.
А я взяла карты и бесцельно принялась их тасовать. Вообще-то можно было бы разложить пасьянс, но я так и не научилась у бабушки. Хотела, но каждый раз что-то отвлекало. Бабушка знала, мне кажется, миллион раскладок и, когда на нее нападало пасьянсное настроение, могла сидеть часами, раскладывая карты то в виде косынки, то в виде ромба, то пирамидой. Мама очень просила меня в такие моменты ее не трогать, потому что в доме воцарялся покой без нытья и вечных бабушкиных ободок.
Лерка бросила радио, оставив ту самую единственную волну, которая завывала варганом, и, осмотревшись, остановила свой выбор, к счастью не на мне:
– Так, София, в чем дело? Что опять за простой в работе?
Соня вообще забросила топить и, удобненько примостившись у теплой печи, зачиталась желтой прессой. В прямом смысле желтой, поскольку бумага приобрела характерный цвет, много лет провалявшись в стопке макулатуры.
— Откуда такие раритеты? - Я с радостью отбросила карты, тоже присела рядом с Сонькой и вслух прочитала один из заголовков: «Скандалы! Загадки! Расследования!»
— Это еще бабушкины. Давай жги! — прикрикнула Лерка на подругу.
— Ну нет уж, я сначала почитаю. Тут документы, что ли...
Среди печатной ерунды затесались какие-то пожелтевшие рукописные листки, вырванные из обычной тетрадки в линейку.
Соня сразу отложила их в сторону. Почерк был незнакомый, и Лера не смогла припомнить, кто у них так писал.
— Да тут какая-то полная ересь написана! Глаза сломать можно! — в конце концов возмутилась она. — Слушайте!