— Тогда хотя бы скажи мне, почему ты так долго молчала.
Мои губы сомкнулись, а тело напряглось от непоколебимой решимости.
Коннер, должно быть, увидел, как железные ворота рушатся за моими глазами, потому что его руки расслабились и позволили мне вырваться.
Я бросила на него последний прощальный взгляд, требуя, чтобы он оставил эту тему.
Он ответил таким же непреклонным взглядом.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Скользкая дорожка была преуменьшением века. Поцелуй Ноэми был похож на приближение к черной дыре — я был беспомощен перед ее гравитационным притяжением. Один ее вкус, и на земле не было силы, достаточной, чтобы удалить ее из моего организма.
И ее голос.
Хриплый, но женственный, звук моего имени на ее губах едва не подкосил мои колени. И знать, что я был первым, кто услышал ее голос? Мне было все равно, что слова были вырваны у нее насильно. Мне нравилось знать, что я был единственным, кто достиг этой части ее души. Кто увидел ее барьеры и вытащил ее оттуда, где она пряталась. Я мог бы слушать ее болтовню весь день, но вместо этого она убегала от меня, что привело меня в совершенно другое состояние.
Эта женщина сводила меня с ума. Я хотел бушевать против ее власти надо мной, но большая часть меня была слишком озабочена потребностью в ее покорности. Я не хотел вытягивать из нее правду, как из врага. Я хотел, чтобы она положила ее к моим ногам. Свободно. Безоговорочно.
Это случится, в конце концов.
А пока я давал ей пространство, в котором она нуждалась. Что бы не послужило причиной ее молчания, оно все еще связывало ее. Меня злило, что она не давала мне объяснений. Когда-нибудь я получу свои ответы, и тогда она тоже будет у меня.
Когда я чувствовал, как безумие вонзает свои когти глубоко внутрь меня, я пытался убедить себя, что преследование ее только ухудшит мою жизнь. Тогда самые темные части меня говорили в ответ, утверждая, что когтистая настойчивость утихнет, когда она будет у меня. Что после того, как я добьюсь ее капитуляции, неутолимая жажда наконец-то исчезнет.
Это была откровенная ложь, и я знал это. То, чем я кормил себя, чтобы оправдать свою растущую зависимость.
Как будто тьма во мне нуждалась в обосновании.
Когда дело касалось Ноэми, я не мог рассуждать здраво. Влюбленность овладела мной, как токсин в крови.
— Если эта хмурость станет еще глубже, она навсегда омрачит твое милое личико. — Шай подмигнула мне, усаживаясь на мой стол.
После разговора с Ноэми я занял себя делами, чтобы не думать. Когда у меня закончились дела, я пришел в офис пораньше, но обнаружил, что безнадежно отвлекся.
— Это лучше, чем то, что я сделаю с твоим лицом, если ты еще раз тронешь мою жену, — ворчал я.
Глаза Шай расширились. — Вы двое обменялись клятвами, о которых я не знаю?
— Семантика. Ты знала, что тебе лучше и пальцем к ней не прикасаться. — У меня и так было мрачное настроение, и присутствие Шай не помогало. Я видел ее в действии с женщинами и знал, что она может соблазнить лучше, чем большинство мужчин. Я был вне себя от ярости, когда увидел их вместе. Черт, я даже не поцеловал Ноэми в тот момент. Если честно, я даже почти не знал ее, но все это не имело значения. Ничто, казалось, не могло разбавить дикое чувство собственничества, которое овладевало мной, когда речь заходила о ней.
Шай положила правую руку на сердце и подняла другую. — Клянусь, с этого момента я не трону Ноэми. — Ее губы скривились в коварной ухмылке. — Если только она сама меня об этом не попросит.
— Клянусь Богом, Шай. Ты ходишь по тонкой чертовой грани.
— Расслабься, Рид. Я не вторгаюсь на твою территорию, но подумай об этом. Она не знает никого в семье. Мы, дамы, должны держаться вместе, и я могу только представить, как бы я чувствовала себя изолированной на ее месте, особенно не имея возможности поговорить. — Она оттолкнулась от стола и пошла к двери. — Я просто думаю, что наличие друга пошло бы ей на пользу. — Остановившись, она бросила на меня покровительственный взгляд, который заставил бы меня выхватить пистолет, если бы это был кто-то другой.
— Только попробуй, женщина, и я назначу тебя дежурной в туалете. На всю жизнь, — сказал я ей вслед, откинувшись назад в своем офисном кресле под тяжестью своего разочарования.
— Дежурить в туалете? Черт! Что она сделала, чтобы заслужить это? — Бишоп заполнил мой дверной проем, его слишком большие карие глаза сияли весельем.
— Не твое дело, — проворчал я. — Я удивлен тем, что вижу тебя здесь. Я уже начал думать, что ты уволился и переехал в спортзал. — Бишоп мог быть занозой в заднице, но я знал его всю свою жизнь. Он естественно стал моей правой рукой и знал почти все, что я знал о бизнесе. Я доверял ему свою жизнь. Мне все еще не хотелось делиться с ним своей дилеммой с Ноэми.
— Когда ребята позвонили и сказали, что внизу меня ждет гость, я решил, что смогу совместить работу и удовольствие. — Он поднял белое полотенце, которое, как я не заметил, было у него в руках; на махровой ткани остались пятна крови.