Тихие приюты

Ранее он имел дело только с отошедшими, с умершими, теперь он может властвовать и воплощенными духами и всеми силами природы.

И для того, чтобы не особенно ясно указывать человеку на его окончательное падение, дух тьмы вводит его в благодетельную область оккультизма – в белую магию, посредством знания которой вновь испеченный маг может, если пожелает, делать только лишь добро, по своей собственной воле, по своему собственному желанию и по своей самочинности.

Венцом оккультных доктрин следует назвать теософию, которая, трактуя о целом ряде перевоплощений человеческих существ все в новые и в новые особи, до тех пор пока каждая душа совершенно не очистится от греха, довольно неприкровенно отрицает Божественность Христа, значение Его искупительной жертвы за человеческий грех, сравнивает Его с Буддой, Магометом, Пифагором, Моисеем и таким образом окончательно вырывает из человеческой души самую главную, самую мощную, самую твердую ее опору.

И нетрудно представить себе весь ужас, весь трагизм той души, которая в одно прекрасное время увидит в этой области один только лишь сплошной обман.

О, гибель ее предусмотрена!

Спириты и оккультисты любят особенно подчеркивать то, что среди них нет самоубийц.

Что спиритизм, в особенности, навсегда излечивает от самоубийства.

Это неправда.

За короткий промежуток времени мне лично пришлось наблюдать до пяти случаев самоубийства спиритов и оккультистов, среди которых можно встретить такие имена, как бывший председатель петербургского спиритического кружка О.Ю. Стано, а затем – запутавшийся в дебрях спиритизма и оккультизма бывший монах московского Чудова монастыря В.Э. Якуничев…

Вот обычная схема жизни современного человека, и человека, к сожалению, интеллигентного.

Но не следует упускать из виду, что такие этапы человеческой жизни были всегда и везде.

Самым ярким примером в этом направлении может быть жизнь библейского царя Саула.

Жил человек в строгом исполнении воли Божественного Промыслителя, и все вокруг него дышало обилием благословения.

Уклонился человек от Божественной правды, и Дух Господень оставил его.

В мучительной тревоге, как человек, потерявший ярко горящий маяк веры, Саул, потерявший нормальный путь, стал бросаться то туда, то сюда и в конце-концов обратился к Аэндорской волшебнице…

И это последнее привело его к самоубийству.

Так умер Саул за свое беззаконие, которое он сделал пред Господом, за то, что не соблюл слова Господня и обратился к волшебнице с вопросом, а не взыскал Господа. [За то] Он и умертвил его, и передал царство Давиду, сыну Иессееву (1 Пар. 10, 13–14), – говорят страницы Библии.

Но библейская история богата миллионами примеров, где люди, потерявшие сами себя, возвращались к правде, обращаясь к форме своих первобытных отношений к Господу Богу и к жизни.

«Да, – скажут нам, – но то была своя эпоха и люди своего века, а что нужно делать нам, людям нашей эпохи?»

Я на этот вопрос хотел бы ответить примерами из жизни простого народа, который, как бесхитростное дитя природы, разрешает свои больные вопросы самым примитивным, бесхитростным и, в то же время, самым верным путем.

Я хочу указать на то, как болезнь века излечивает наш простой русский мужичок.

Болезнь духа, неврастения, истерия и все другие виды нервной, больной психической природы человека далеко не есть достояние только лишь одной интеллигенции.

Разница только в том, что мы, интеллигенты, лечим эту болезнь, явившуюся результатом сутолоки жизни, тем, что удаляемся для излечения тоже в сутолоку жизни, а у неинтеллигентного человека свои методы.

Попытайтесь спросить, откройте душу каждого интеллигента, отправляющегося для излечения своего недуга на Кавказ, в Крым, на Ривьеру, в санаторий, на дачу, на кумыс, что его вымучило и чего ему хочется.

Он вам ответит: «Устал, измучился, изо дня в день, как заведенная машина… погоня за деньгами, за положением… стремление не стать ниже своего собрата… нехватки, недостатки… отсутствие возможности хоть на минуту остаться самим с собой… дети, нестроение в семье, полная неудовлетворенность у всех и каждого… ох, как я устал…»

Спросите теперь изнервничавшегося мужичка нашей деревни, и он точь-в-точь скажет то же, что сказал интеллигент.

Та же нужда, та же нищета, та же погоня за лучшим, та же издерганность и то же патетическое: «Устал, барин, пра-слово, устал».

Но посмотрите, как разрешает этот вопрос одинаково думающая и страдающая с интеллигентом сермяжная мужицкая душа.

Если бы чуткая наблюдательная душа посмотрела летом на наши большие шоссейные дороги, то какую трогательную и вместе с тем чудную картину увидала бы она.