— Завтра? — бессмысленно повторил Петельников.
— Хватит, месяц отболела. Да чего же мы стоим? Заходите…
— Нет-нет, спасибо, мы пойдём.
— И вам спасибо. Я рад, что Сима работает в вашем цехе. Хороший вы народ, ребята.
— Иначе нельзя, — заверил Леденцов.
Они пошли вниз, провожаемые растроганным взглядом отца.
На тёмной улице, при свете окон и появившейся луны, Петельникова взяло сомнение. У них осталось два адреса. В конце концов, неизвестные ему свидетели, скорее всего цыганские ребятишки, могли ошибиться в возрасте. В конце концов, замышляя преступление, эта женщина могла изменить внешность: перекрасить волосы, надеть чужой джинсовый костюм, надушиться не своими духами… В конце концов, могли ошибиться ребята из уголовного розыска и пропустить её при своей просеивающей работе. Да и они с Леденцовым…
— А цыганка не наврала? — отозвался Леденцов на его молчание.
— Нет.
Они поднялись на второй этаж. Леденцов подавил кнопку большим пальцем, потом указательным — и так дошёл до мизинца. За дверью ничего не звенело. Он приложил к ней ухо и слушал, ловя задверные звуки.
— Там ходят, товарищ капитан.
Петельников три раза стукнул ладонью в шершавое дерево, осыпав с него струпья сухой краски. Глухие шаги оборвались почти одновременно с щелчком открываемой двери…
— Ой!
Девушка запахнула халат, чуть не задув в руке свечку. Её лицо закрывала тень — они видели только белую мучнистую щёку да растрёпанный ореол волос, горевший мельхиоровым блеском.
— Я думала, что мама. Она так стучит…
— Вы Анна Бугоркова? — начал разговор Петельников.
— Да.
— Мы из милиции.
Она отступила, унося с собою свет.
— А что случилось?
— У нас к вам несколько вопросов.
Девять часов вечера, двое мужчин из милиции, женщина в халатике со свечой… Поэтому Петельников добавил мягким голосом:
— Не волнуйтесь, вас они не касаются.
Они уже стояли в передней, и две их большие тени черно колебались на стене. Анна Бугоркова почему-то смотрела не на инспекторов, а на эти тени, и в её глазах метались крохотные свечные огоньки.
— А почему сидим без электричества? Испытываете энергетический кризис? — весело спросил Леденцов.
— Не знаю, второй день не горит.
— Вызвать электрика.
— Вызывала, не идёт.
— Мужик в доме есть?
— Я мать-одиночка.
— И сколько лет ребёнку?
— Четыре года девочке…
— А она тут не прописана?
— Прописана у моей мамы.
— Вот это мы и хотели выяснить, — вставил Петельников, чтобы закончить разговор.
Они могли уходить. Женщина, у которой есть один ребёнок, не будет похищать второго. И почему эту Анну Бугоркову с её девочкой цыганские ребятишки не могли принять за похитительницу? Той пять лет, а этой четыре. Да если у неё есть красное платьице…
— Леденцов, посмотри-ка пробки.
Она светила ему, заметно успокаиваясь. Леденцов тут же, в передней, нашёл усик тонкой проволоки и через минуту яркий свет ослепил их и свечку. Она дунула на огонь и смущёнными пальцами обежала пуговицы халата.
— Спасибо вам…
В тихую минуту, которая выпала после её слов, они услышали ручейковый плеск с кухни.
— Что это? — спросил Петельников.
— Кран течёт.
— Леденцов…
— Ключ нужен, товарищ капитан.
— А есть. Только вы запачкаете такой красивый костюм, — спохватилась она.
— Скорее выбросит, — буркнул Петельников.
Кухня оказалась просторной и уютной. Овальный стол посреди, диван под окном, жёлтые занавески и такой же абажур скрадывали плиту с кастрюлями. В один угол, как живой слонёнок, уткнулся лохматый секретер, заставленный куклами и куколками. Над ним висела большая фотография курносой девочки с бантом, вертолетно сидящим на голове.
Повозившись минут двадцать с ключами и прокладками, Леденцов открыл кран, показывая струи разной силы.
— Ой, какое вам большое спасибо…
— Леденцов, это единственное полезное дело, которое ты сделал для общества.
— Хозяюшка, чиню обувь, белю, паяю, циклюю.
Она засмеялась, шумно уронив руки, и тут же ринулась ими к халату, который воспользовался смехом и распахнулся на две верхние пуговицы.
— А выпейте кофейку, а? Я быстро, а?
От этих её слов Петельников вдруг ощутил земную усталость бессонных ночей и хлопотных дней. Ему нужны силы, чтобы оторвать тело от добрейшего дивана и взгляд от лохматого слоника-секретера.
— Если товарищ капитан прикажет пить кофе, то я приказ выполню.
— Товарищ капитан, а? В конце концов, вы его заработали.
— Ну, если заработали… — улыбнулся Петельников.
Пока они мыли руки, она летучей мышью металась по квартире — стремительно и бесшумно, чтобы не задержать их и не разбудить дочку. Овальный столик уставился тарелочками, чашечками и вазочками. И цветами, теми же флоксами, которые были с ними весь вечер и теперь стояли в высокой тонкостенной вазе из простенького стекла.
Анна Бугоркова успела переодеться в белую кофточку и коричневую свободную юбку. Она вошла в кухню и приостановилась, бросив вкрадчивый взгляд на Петельникова. Как?
Открытое белое лицо. Светлые волосы пушатся, не заслоняя ни лба, ни ушей. Чуть курносая. Губы живые, готовые улыбнуться или обидеться. Фигура сильная, плотная. И глаза, что-то вопрошающие у Петельникова. Как? Хороша.