Тихие убийцы. Всемирная история ядов и отравителей

Крысы, обнаружив что-то новое и съедобное, сначала откусывают маленький кусочек. Почувствовав какие-то неприятные последствия, они никогда больше такую пищу не тронут. Это, конечно, достаточно простое объяснение реакции на неприятные ощущения, но как можно объяснить поведение людей, которые научились обрабатывать ядовитый пищевой продукт, сначала вымачивая его, потом высушивая, а потом опять вымачивая? Люди способны передавать друг другу знания о том, чему они научились, и это крайне важно, однако невозможно не задаться вопросом: а сколько же людей умерли, прежде чем нам удалось перехитрить ядовитые вещества, возникшие в ходе эволюции как раз для защиты растения — чтобы его не портили вредители, то есть мы с вами, желающие получать пищу из самых различных источников?

Нам, людям, повезло: достаточно нескольким любознательным натурам проделать какие-то опыты, и они могут поделиться полученными знаниями со всем человечеством. Вот, например, Уильям Баклэнд, знаменитый английский геолог и палеонтолог XIX века, но также и теолог, ставший на склоне лет настоятелем Вестминстерского аббатства, один из неподдельных чудаков-оригиналов от науки: он рисковал отчаянно, хотя и шел на этот риск из любопытства, а отнюдь не в силу исключительного желания спасти человечество. Баклэнд славился тем, что употреблял в пищу самые невероятные, экзотические предметы, притом в таких масштабах, что, как он сам похвалялся, ему удалось испробовать на вкус большую часть животного мира. Как сообщал английский писатель Огастэс Хэа (Augustus Hare), с ним случился однажды даже эпизод практически каннибальского свойства:

Разговор о странных, необычайных реликвиях привел к тому, что было упомянуто сердце одного из французских королей, которое хранили в Нунэме в серебряном ларце. Доктор Баклэнд, разглядывая его, воскликнул: «Много престранных вещей довелось мне уже отведать, а вот сердце короля ни разу не ел!» — и прежде, чем хотя бы кто-то успел остановить его, он жадно заглотил эту драгоценную реликвию, так что она оказалась навеки утрачена.

Баклэнд, как и целый ряд исследователей-врачей, которых мы еще встретим по ходу повествования, был готов подвергнуть риску себя самого, однако все же куда больше было на свете тех, кто предпочитал травить других. И с некоторыми из них мы сейчас и познакомимся.

Глава 2 Убийца на убийце сидит…

Но в Средней Англии законы и современные обычаи все же создали некую уверенность в безопасном существовании даже для нелюбимых жен. Здесь не допускается убийств, слуги здесь — не рабы, а в аптеке здесь вам не продадут яда или снотворного зелья так же легко, как порошок ревеня.

Джейн Остин. Нортенгерское аббатство, 1818[9]

Если бы в Англии во времена Джейн Остин жили и работали несколько Лукуст, все было бы отнюдь не так патриархально, как она описала, — слишком уж у многих в те годы была потребность в услугах подобного сорта,. Так, в том же номере газеты «Таймс» за 1859 год, где рецензировалась книга Чарлза Дарвина «Происхождение видов», можно было прочесть и рассчитанную на развлечение читателей заметку из зала суда по бракоразводным делам, которая позволяет составить представление о том, на что приходилось пускаться тогда супругам, желавшим развестись. Требовалось приводить целые толпы свидетелей, готовых рассказать судьям, как они якобы своими собственными глазами лицезрели, что именно обе стороны проделывали в парке, да еще и в полуодетом виде… Только тогда судейские умы могли прийти к одному-единственному, непреложному выводу: в кустах восторжествовал порок! Ведь в викторианской Англии требовалось совершить совершенно скандальный адюльтер, продемонстрировав стальное, несгибаемое намерение избавиться от своего супруга или супруги, или же обе стороны, то есть оба супруга, должны были вступить друг с другом в сговор, дабы оказалось возможным привести те самые доказательства, которые требовал закон — а закон между тем был настроен совершенно беспощадно, желая каленым железом выжигать как раз саму возможность какого-либо уговора между сторонами в процессе.