Тихие убийцы. Всемирная история ядов и отравителей

В те дни, когда более гуманных бракоразводных законов еще не существовало в природе, эта непреклонная строгость закона сплошь и рядом приводила лишь к тому, что куда проще было обратиться за помощью к склянке с ядом. Конечно, существовали и отвесные утесы, с которых всегда кто-то мог иной раз упасть, оступившись или споткнувшись; имелись и купальни, где тоже иной раз, бывало, утонет чей-то супруг или супруга, однако яд предоставлял возможность куда спокойнее совершить все втайне, а к тому же если очень повезет, то смерть близкого могла быть интерпретирована как результат любой из доброй дюжины естественных причин.

Это явление встречалось, однако, отнюдь не только в Северном полушарии. Альфред Рассел Уоллес[10], коллега Дарвина, во время своих многочисленных путешествий встречал аналогичное поведение в других культурах. Вот что он писал о том, что сам видел и слышал в Дили (тогда эта территория на одном из островов Индонезии называлась Португальским Тимором);

Когда я был там, все тамошние жители выражали свою уверенность в том, что два офицера отравили мужей тех женщин, с которыми у них была продолжительная любовная интрижка; это мнение еще больше подкреплялось тем обстоятельством, что офицеры стали открыто сожительствовать с ними сразу после смерти своих соперников. И никому не приходило в голову выказать осуждение подобному преступлению или, более того, вообще счесть это преступлением, поскольку мужья этих женщин были из низших каст, а значит, им и полагалось освободить дорогу, чтобы не быть помехой для тех, кто был выше их по своему положению в обществе.

Альфред Рассел Уоллес. Малайский архипелаг, 1869

Правда, ни один из этих умертвителей супругов не идет ни в какое сравнение с бакалейщиками, которые тайком фальсифицировали свой товар, или со зловредными пивоварами и промышленниками, с кем мы еще встретимся позже — ведь и они извели немало людей. Однако если хладнокровному убийце недостает шарма, то пожелавшие ради собственной корысти избавиться от ненавистного супруга или от кого-то еще из родственников все же вызывают определенное, пусть жуткое, варварское любопытство, в них своеобразный шарм присутствует. Рассмотрим всего двоих персонажей. Они и документы подделывали, и ядом воспользовались, чтобы устранить своих жертв, но и тот и другой обладали роковой притягательностью для всех, с кем пересеклись их пути. Каждый из них начал с Лондона, а завершил свои дни в Австралии: один из них был изобличен в плетении интриги с большим количеством петель, чем вам когда-либо встретится в книгах Чарлза Диккенса, а второго сам Диккенс повстречал в тюрьме.

Многие австралийцы сегодня испытывают известное удовлетворение, найдя у себя в генеалогическом древе какого-нибудь каторжника, поскольку они уже вконец уверили себя, будто драконовское государство везло за три-девять земель, на каторгу, горемык, укравших кусок хлеба, чтобы накормить своих голодных детей, либо за какие-то политические преступления. Да, попадались и такие «благопристойные» каторжники, это правда, однако их было ничтожно мало. Уголовники, попадавшие в Австралию, — это преступники до мозга костей, отчаянные, кровожадные злодеи, которым удалось уйти от виселицы, лишь признав вину за меньшее по значению преступление и согласившись на переезд за казенный счет далеко, за два океана, дабы попытаться исправиться. Причем исправляться предстояло на каторге на краю света (правда, с целой шеей). Это была хорошо продуманная система, она уже снабдила работниками сахарные плантации в Вест-Индии и в Америке, а теперь настал черед Австралии. Но хотя среди привезенных с Альбиона людей попадались порой вполне невинные личности, вроде первых организаторов профсоюзного движения или тех, кто желал накормить голодных в Англии, однако большая часть преступников, происходивших из «приличного общества», были такими же чудовищами, как Тоэл или Уэйнрайт.