Тихие воды (ЛП)

  Рыночные прилавки со свежими фруктами и овощами, молочными продуктами, мясом и рыбой когда-то сражались со стихией на Старой рыночной площади; в течение многих лет после этого они удобно толкались вместе в крытом холле возле ныне несуществующей автобусной станции. Когда один из городских железнодорожных вокзалов был снесен, чтобы освободить место для нового огромного торгового центра, продовольственный рынок снова переехал, найдя место на верхнем этаже над вездесущими Dorothy Perkins, Mothercare и Gap.

  Резник часто приходил сюда, чтобы купить салями и сдобный чизкейк в польском магазине деликатесов, ветчину без костей, Ярлсберг и голубой стилтон, а также присесть на один из табуретов вокруг итальянского кофейного киоска, попивая из маленьких чашечек крепкий темный эспрессо, который владелец обошелся экстравагантным росчерком.

  В этот конкретный день оценивающий взгляд Альдо политически некорректным образом прошел вдоль и поперек тела сестры Терезы, остановившись, наконец, на кольце, которое она носила на безымянном пальце левой руки.

  « Si bella, синьора . Если бы ты еще не был женат, я бы в этот момент упал на колени и сделал предложение.

  — Держу пари, ты говоришь это всем монахиням, — сказала Тереза.

  Быстро перекрестившись, Альдо спрятался за автомат «Гаджиа».

  — Ежи Грабянски, — начал Резник.

  "Что насчет него?"

  — Мне интересно, видели ли вы что-нибудь о нем в последнее время.

  Легкая хмурость пробежала по лицу Терезы.

  — Не то чтобы я хотел подглядывать.

  "Конечно."

  — Просто я подумал, что он мог быть на связи.

  — Лично, это будет? Слегка повернув голову набок, Тереза ​​улыбнулась.

  "Возможно."

  — Значит, он был здесь? В городе?"

  "Возможно." Настала очередь Резника улыбаться.

  — Я ничего о нем не слышал с тех пор… о, несколько месяцев, должно быть. Открытка из Слимбриджа, Фонд диких птиц. Наблюдение за птицами, я полагаю. Она попробовала свой молочный коктейль, осторожно набирая его через цветную соломинку. Пересладкий. — Я всегда думал, что это от него, хотя он, конечно, не подписывал. Это была картина синекрылого чирка. Редкий гость из Америки, видимо. Он видел пару из них в тот день, я полагаю, отметил их в своей книжечке. Настоящий коллекционер.

  — Именно, — сказал Резник. И затем, отставив в сторону свой эспрессо, «Он случайно не упомянул ничего о картинах?»

  Они сидели на узкой кухне дома сестер, бывшего дома священника, рядом с общественным центром, который когда-то был церковью. Если прислушаться, можно было услышать стук шаров по стене.

  Сестра Бонавентура встретила Резника оценивающим взглядом и пригласила его внутрь. «Всегда приводит мужчин домой, наша Тереза. Ему нравится думать, что она спасает их души.

  Тереза ​​отругала ее и поспешила наверх в свою комнату, предоставив сестре Бонавентуре играть хозяйку, что она и сделала, сунув картофелечистку в руку Резника и указав ему на пакет с «Королем Эдвардсом», который ждал на прилавке. К тому времени, когда Тереза ​​вернулась с потертым конвертом в руке, сестра вовлекла Резника в дискуссию о новых лейбористах и ​​пагубном распространении социал-демократической политики.

  «Когда я прочитала, что Билли Брэгг порвал свой партийный билет, — сказала она, — мне пришлось изо всех сил удержаться от того же». Она нарезала две вымытые моркови и нарезала их в кастрюлю, кипящую на плите. «После всей работы, которую молодой человек вложил в дело. Вы, конечно, помните Красный Клин, инспектор?

  Резник допускал, что может, хотя в его сознании это путалось с Артуром Скаргиллом и забастовкой шахтеров. Он знал, что если он заговорит об этом с сестрой Бонавентурой, то пробудет там достаточно долго, чтобы не только поужинать, но и помыть кастрюли.

  — Вот, — сказала Тереза, спасая его. — Интересно, это то, о чем вы говорите?

  Это была пара полароидных фотографий, обе из более поздней картины Далзейла, одна из которых отчетливо показывала стену Мириам Джонсон. Имя и адрес сестры Терезы были на конверте, штемпель был слишком смазан, чтобы его можно было прочесть.

  — Когда ты их получил? — спросил Резник.

  — Было бы начало мая, может быть, седьмого или восьмого.

  — Как будто вы не знали, — сказала сестра Бонавентура.

  Тереза ​​проигнорировала ее.

  На одной из фотографий, как теперь мог видеть Резник, было размытое изображение человека, делавшего снимок — Ежи Грабянски за работой. Резник вспомнил камеру, которую они нашли в его сумке.

  — Почему ты так интересуешься им? — спросила Тереза. — Я имею в виду, почему сейчас?

  «Две картины — эта и еще одна того же художника — украдены».

  — А ты думаешь, Джерри…

  «Я думаю, что это большая вероятность, не так ли? Учитывая его склонности.

  «Как любитель искусства».

  «Как вор».

  «Вы не очень далеко ушли с этой картошкой», — заметила сестра Бонавентура.

  — Вы не знаете наверняка, что это был он? — сказала Тереза.

  Резник покачал головой.