Так и стояла с поднятыми руками, крепко сжимая зеркало. Завороженная, безмолвная, парализованная увиденным. Испуганная, ожидающая того, что должно произойти.
Воздух, наэлектризованный, как перед грозой, готов был заискриться. В комнате становилось все холоднее, пока Дане не начало казаться, будто температура упала до минусовой отметки. Конечно, теплой летней ночью такого быть не могло, но при дыхании изо рта вырывался пар. А когда Дана делала вдох, в легкие проникал стылый, промозглый воздух, вымораживающий нутро.
Дышать стало больно, словно горло раздирали острыми крючьями. Руки и ноги ныли, и само биение сердца причиняло физические страдания. Тело словно не принадлежало ей, кожа горела ледяным огнем.
«Я умираю! Не могу пошевелиться!»
Восторг и предвкушение растворились, пропали. Остались лишь нестерпимая, жгучая боль в каждой клеточке и страх – такой огромный и всеобъемлющий, какого она прежде не знала. Ей хотелось отбросить зеркало, расколоть на тысячи осколков, убежать отсюда, чтобы никогда не возвращаться.
В эти мгновения, которым суждено было стать последними в ее короткой земной жизни, Дана думала только о том, какую ошибку совершила, и понимала, что ошибка – непоправима.
В угасающее сознание ворвались чьи-то голоса, крики. Она была уже не одна: Артем, старуха, ребята-подростки здесь, с ней! Дана хотела обернуться, позвать на помощь, объяснить, что не подозревала, чем все закончится.
Но у нее ничего не вышло.
Чьи-то безжалостные железные пальцы стиснули ее изнутри, и Дана в последний раз попыталась закричать, выпустить из себя боль и ужас. Крик так и не вырвался из сжатого предсмертной судорогой горла – он взорвался вспышкой бледного голубого огня, который растворил Дану в себе, как серная кислота.
Она еще успела услышать звон зеркала, которое выпало из ее рук и разлетелось на сотню осколков, а после провалилась в гулкую черноту коридора, оказавшегося на месте проклятого портрета; полетела в бездонную дыру, что разверзлась перед ней, и все, чем прежде была наполнена жизнь, навсегда перестало иметь значение.
В комнату, где когда-то был кабинет Валахова, а после – ординаторская, Адель ворвался первым, опередив Артема, который раньше всех сориентировался и помчался наверх.
Сначала они все бестолково озирались, стоя в вестибюле, окликали Дану по имени, ходили по коридору. Дана не отзывалась, и Костя с Артемом заговорили о том, чтобы разбрестись по Тихому дому, поискать в разных комнатах. Но пойти никуда не успели, потому что Марго заверещала:
– Смотрите! Там свет!
Первое, что Адель ощутил, когда услышал ее вскрик, была досада. Он и сам не мог понять, почему любые слова и поступки Марго в последнее время вызывали у него именно это чувство.
Раньше ему казалось, что он влюблен в эту девушку, но теперь Адель видел, что Марго – совсем не его вариант. Ему скорее могла понравиться такая, как Дана (хотя по возрасту, ясное дело, она старовата). Аделя влекло к девушкам независимым, с перчинкой, острым на язык.
А с такой овцой, какой оказалась Марго, тоска смертная: бегает за ним, как собачонка, в глаза заглядывает. Пни ее как следует – отойдет в уголок, поплачет и снова прибежит. Вдобавок Марго постоянно норовила напомнить, какую жертву она принесла ради Аделя – не терпелось покрепче его к себе привязать. Ей и в голову не могло прийти, как сильно это его бесило. Переспать с кем-то, пусть и в первый раз, – это что, великий подвиг?!
В общем, Марго завопила, а все головы запрокинули и увидели, куда она пальцем тычет. Сквозь дверь, что прямо напротив лестницы, пробивалось голубое свечение, о котором только что рассказывала старуха.
Зрелище было волшебное: казалось, дверь парит в пространстве, в полной темноте, и при этом сияет. Полный сюр! Адель немедленно вскинул видеокамеру, направил в ту сторону. Ролик должен получиться просто огонь, подумалось ему: зловещий дом, старухины жуткие байки, темнота и призрачный свет!
Артем, не теряя времени на разговоры, ломанулся по лестнице, все остальные – за ним. Адель скакал через две ступеньки, не глядя под ноги. Ему хотелось первым забежать в комнату, чтобы не пришлось разглядывать происходящее через чье-то плечо, и заснять все как можно отчетливее и полнее.
Однако Артем, даром что жирдяй, развил спринтерскую скорость, и ни за что бы Аделю не обогнать его, если бы перед самой дверью тот не споткнулся и не повалился кулем на пол.
Адель не остановился – сам поднимется, не маленький! – рванул дальше. Схватился за ручку, дернул дверь на себя – и застыл на пороге. Никогда в жизни ему не приходилось видеть ничего подобного. Всем остальным, подбежавшим вскоре, – видимо, тоже.
В комнате пахло озоном или чем-то вроде того, словно после грозы. Слышалось непонятное гудение, как от высоковольтных проводов. Вроде бы даже искры проскакивали время от времени, но разглядеть их толком не удавалось, так что, может, это просто померещилось.