Тихий дом (СИ)

Не смотря на теплую погоду за окном, прыснул спирта на поленницу дров в камине и длинной шведской спичкой зажег огонь. Дом совсем проснулся, ожил, наполнился уютом. В углу гостиной за перегородкой находилась крошечная кухня с холодильником - это уже Никита расстарался. Пока я разглядывал игру света и тени по листве за окном, Маша открыла холодильник и соорудила бутерброды, заварила чай, налила в стаканы сок. Правильная девочка. Поставила ужин на поднос и перенесла на столик у камина. Мы погрузились в плетеные кресла-качалки с шерстяными пледами и, слегка покачиваясь, съели по бутерброду, глядя на огонь. Маша подняла руку, как первоклассница на уроке арифметики, и слегка потрясла ею в теплом густом воздухе. Я показал на часы, мол еще не время говорить, и прижал палец к губам: давай еще помолчим. Девушка покладисто кивнула.

Собственно, ради этих первых минут покоя и тишины, я и приехал сюда. О, в этом беззвучье порой рождались такие звонкие мысли, отголоски которых могли сотрясать умы людей долгие годы. В настоящее время я обдумывал тему беседы с девушкой. Мне за мои полтора века уже приходилось общаться со столь таинственными существами обоих полов. Им удалось не растерять огромного богатства, которым практически каждый человек наделен с младенчества. Каким образом они сохранили величайший небесный дар - тайна. Впрочем, тайна из тех, что на поверхности, их тех, которые никто не описывает на ломком папирусном свитке, скрывая в подземелье под семью печатями. Тайна эта на виду, как всё, что говорил и делал Господь, пока пребывал на земле; и называется она смирением. А это великий дар детей света - смиренномудрие, целомудрие. Цельная, кристальная мудрость от Бога Истины. Именно ввиду своего смирения, эти прекрасные, полные внутреннего света существа, люди-ангелы, не замечают за собой этого дара, как живой здоровый человек не обращает внимание на биение сердца и дыхание. Просто они такие как есть - чистые, светлые дети, одна из которых сидит рядом в кресле, мелькая перед моим взором бело-розовой кроссовкой.

- Ну, может, хватит комедию ломать! - разбил вдребезги тишину голос девушки. Я поморщился как от ноющей боли в зубе мудрости.

- Зачем, ну зачем нарушать покой!

- Пап, я что, приехала к тебе за тысячи километров бутеры жевать и в молчанку играть?

- Ну почему!.. - взвыл я, театрально воздев руки. - Отчего вы все такие шумные и рациональные? Чем тебе не по нраву тишина, которая может рассказать гораздо больше, чем ты в своих открытках и электронных письмах?

- Ага, ты все-таки их получал!

- Получал, - кивнул я. - Только что оттуда я мог извлечь? Что такое: "Привет из Майами. У меня все хорошо. Здорова. Не волнуйся. Целую. Маша."

- Ого, наизусть выучил!

- Что тут учить? Шифровка агента под прикрытием, а не письмо отцу родному.

- Па, ну не обижайся, пожалуйста. - Она молитвенно сложила по-прежнему детские ладошки. - Что поделаешь, если я у тебя такая бродяга. Ну, нравится мне это: ездить, мир узнавать, с интересными людьми знакомиться.

- И когда же ты нагуляешься? Когда в отчий дом вернешься?

- Да вот только слетаю в Австралию... - она помычала себе под нос. - Пожалуй еще в Южную Африку - меня туда пригласила съездить Шарлиз Терон, она сама оттуда. Мы с ней задружились. Видишь, эти джинсики? Она подарила. Даже поносить не успела, прямо в фирменной упаковке мне и протянула. Кроссовки, кстати, тоже.

- Ты что же там, побираешься? Тебе не хватает моих переводов?

- Как тебе сказать... Если бы я жила как все нормальные люди, то хватало бы. Но я ведь в папу уродилась, - дочь ехидно улыбнулась, - так что пожинаю плоды твоего воспитания и непростого генотипа. Кстати, ты не одолжишь мне пять тысяч зелени? И еще, позвони дяде Косте, я к нему в гости заеду.

- Ладно, только давай не будем нарушать традицию: выстроим композицию "Возвращение блудной дочери".

Маша встала передо мной на колени, уткнулась ехидной мордашкой мне в ребра. Я трагически вздохнул, погладил по голове и чмокнул в макушку.

- Прощена! Вставай.

Маша встала с колен и спросила:

- Ты не напомнишь, сколько тебе сегодня стукнуло? Я бы и сама сказала, но у тебя какое-то своё летоисчисление.

- Если считать год войны за три мирных, то сегодня мне сто пятьдесят.

- Неслабо! А выглядишь не старше сорока. Неплохо ты у нас сохранился! Щас. - Маша сбегала в свою комнату и вернулась с большой раковиной в руке. - Это тебе мой подарок. Между прочим, самолично со дна океана подняла.

- Спасибо, дочка. Люблю, целую.

- У тебя тут фонарь есть? - как всегда, резко перескочила она с официоза на "интересненькое".

- Да, на полке у камина. А зачем тебе?

Она взяла фонарь, включила, покрутила настройку яркости и подошла к картине. Долго, с сопением всматривалась в изображение и, наконец, выпалила:

- Мы с княжной - одно лицо! Подойди, пап, внимательно присмотрись.

Она встала спиной к полотну, приблизила своё лицо к милому личику старинной девушки. Я фонарем посветил туда-сюда и удивленно выдохнул:

- Одно лицо! Невероятно!