Тихий дом

Азим положил Лаптевой руку на плечо, будто поддерживая ее хрупкое тело, и провел в помещение под звон колокольчика над дверью. Магазин встретил их уютным запахом сдобы, от которого Лаптева за месяц отвыкла совершенно и теперь даже сбилась с дыхания, вбирая в себя этот особенный «сдобный» воздух как живительное снадобье.

В магазин она устроилась несколько лет назад, когда ее сократили на предыдущей работе. Выучиться на врача-терапевта она не смогла. Забеременев Лизой, на четвертом курсе института взяла академ, но так из него и не вышла. Все ее время уходило на заботы о Лизе и ведение домашнего хозяйства, за которое муж спрашивал со всей строгостью. Свекровь помогать с ребенком не стремилась. «Я наконец хочу и для себя пожить. Только-только сына на ноги поставила. Сами ребенка сделали, сами и растите. Мне никто не помогал», – заявила она. Жизнь Лаптевой в то время была сплошным круговоротом пеленок, лекарств и кастрюль. Она валилась с ног, пытаясь со всем этим совладать.

К тому же в раннем детстве Лиза была девочкой болезненной. В двухмесячном возрасте она переболела бронхитом, и он стал хроническим. Стоило ей кашлянуть – бронхит возвращался. И она, крохотная, сипела и захлебывалась кашлем у матери на руках. Чувствуя, как сотрясается в приступах ее хрупкое беспомощное тело, глядя, как трогательно, по-утиному она открывает рот, выталкивая из себя кашель, Лаптева тогда только начала ощущать в себе первые всходы истинной материнской любви, которой спустя годы суждено было стать всепоглощающей.

Про то, чтобы с таким здоровьем отдать Лизу в ясли, и речи быть не могло. Вот и получилось, что Лаптева, несмотря на диплом медучилища и неоконченное высшее, не успела вовремя набраться практического опыта. Это рождало в ней такую неуверенность в себе в профессиональном плане, что она даже подумать не могла о работе в медучреждении. А работать было нужно.

К пяти годам Лиза окрепла, и тогда в домоседстве Лаптевой свекровь, а вслед за ней и муж стали усматривать коварство и хитрость. Мол, пригрелась на всем готовеньком, мужика хитростью на себе женила, в московскую квартиру въехала из своей тмутаракани и живет себе припеваючи, ребенком прикрывается, пока муж, дурак, горбатится на прокорм семейству. И Лаптева, преодолевая неуверенность в себе и страх перед новым опытом, ухватилась тогда за первую попавшуюся работу – на глаза попалось объявление, что в магазин требуются продавцы.

С тех пор она сменила несколько мест работы, но о том, чтобы претендовать на что-то большее, даже не думала. Да и муж постоянно твердил ей, что она никчемна. Их отношения плохо начались, еще хуже развивались и в конечном итоге превратились в кромешный ад. Они все еще жили под одной крышей, но давно уже не как муж с женой, а как соседи по коммуналке. До сих пор не могли разъехаться. Их связывало что-то больное и безысходное. Поэтому в магазинчик к Азиму Лаптева приходила не столько ради зарплаты, сколько за тем, чтобы отогреться после промозглого домашнего ада.

Оставив в подсобке верхнюю одежду, Лаптева прошла к рабочему месту, расположенному ближе к выходу из торгового зала. Металлическая лента для покупок, кассовый аппарат, мягкий стул на крутящейся ножке. Ее сменщица уже подготовила все, что нужно. Со словами «прими мои соболезнования, Ира» она потупила взгляд и поспешила уйти. Лаптева только кивнула, села за кассу и уставилась на заставку Р-киппера – по монитору на сером фоне кружили черные квадраты. Время за последний месяц так и не вернулось в жизнь Ирины Лаптевой, поэтому она толком не поняла, когда именно рядом с ее рабочим местом успела материализоваться строгая Иман. Она поставила перед Лаптевой на ленту для покупок блюдо с ароматным горячим сырным пирогом и сказал: «Ешь, Ира. Тебе нужно есть». Лаптева только теперь заметила, что в глазах у Иман сгустилась не строгость, а сострадание и боль. Она вдруг ощутила огромную благодарность за этот взгляд, пирог и слова, но к еде не притронулась. Глядя на румяную, блестящую сливочным маслом корочку пирога, который превосходил размерами керамическое блюдо, она подумала: «Отнести бы Лизе этот пирог, ей бы понравилось». И не заметила, как по щекам потекли слезы.

– Так бывает, что близкие уходят, Ира. Такое рано или поздно случается в жизни каждого. Они уходят раньше, мы позже, но все равно окажемся в одном месте, – раздался рядом голос Азима.

Лаптева не повернула к нему лица. Только боковым зрением, сквозь мутную влагу, отметила рядом его темный силуэт.

– Зачем ждать? – Бесцветно прошелестела она.