Второе письмо от 25 января 1948 года, подпись неразборчива: «Я рад оказать Вам услугу. Тарасевич Влас Кондратьевич жил в Орше, Рабочая 28. По этому адресу я два раза писал ему. Ответа не получил и письма не вернулись. В чем дело, для меня непонятно. Ваш муж и Тарасович осенью 1943 года остались в больнице в Гамерштайне, а нас вывезли немцы в Норвегию. Тов. Зайцевский, вероятно, Вам об этом сообщил. Других сведений о Тарасевиче у меня нет. Выражаю Вам глубокое сочувствие, что до сего времени не вернулся Ваш муж, но надежды терять не надо, это лучшая спутница
На этом следы Кудашева теряются: писем от Власа Кондратьевича Тарасевича в архиве нет. По всей вероятности, Василий Михайлович умер от туберкулеза в немецком лагере в Померании незадолго до окончания войны.
Печальное известие о трагической судьбе мужа было, конечно, тяжелым потрясением для его жены. О своих поисках пропавшего в плену мужа она никому не говорила. Не знали об этом и в семье Шолоховых, хотя, судя по архиву, жена Кудашева и после войны общалась с Михаилом Александровичем и Марией Петровной, даже переписывалась с ней.
В «Воспоминаниях» рассказывается о некоторых из этих встреч, — однажды на Новый год, а также в дни 60-летия и 70-летия М. А. Шолохова. Матильда Емельяновна пишет о том, что Михаил Александрович, пока был жив, помогал семье своего друга, хлопотал в Союзе писателей о предоставлении Кудашевым квартиры. В их архиве хранятся письма М. А. Шолохова Г. М. Маркову и другим руководителям Союза писателей на этот счет.
«В конце моих воспоминаний, — пишет Матильда Емельяновна, — мне хочется сказать о том, как сам Михаил Александрович оценивал дружбу с Кудашевым. Однажды мы сидели втроем за столом у Шолоховых в московской квартире, он поведал нам с Марией Петровной в недлинной беседе о том, как ему тяжело, что он потерял самого близкого человека, по-настоящему понимающего друга. “Я ведь не мог забыть тот день, когда я привез в Москву конец “Тихого Дона”, он знал мои мучительные трудности с завершением эпопеи с Григорием. Я раньше высказывал ему мои варианты. Он сидел напряженно, слушал, когда я читал и после прочитанного встал, смахнул набежавшую слезу, крепко обнял меня, поцеловал и сказал:
“Спасибо, старик!” Понимаете, это мне дороже оценки любого критика
Но почему рукопись «Тихого Дона» с 1929 года и до начала войны хранилась у Кудашева? Почему Шолохов не забрал ее сразу, как завершила работу писательская комиссия, и не отвез ее обратно, в Вёшенскую?
Ответ на этот вопрос — в трудных, подчас трагических обстоятельствах жизни писателя, о которых уже подробно говорилось. Шолохов жил и работал под неусыпным оком ОГПУ. Квартира Кудашева была для него, по терминологии его оппонента А. И. Солженицына, — своего рода «захоронкой», где он надеялся сохранить рукопись «Тихого Дона», которая удостоверяла его авторство при любом, самом драматическом повороте его судьбы.
Мы уже говорили об отношении писателя к письмам, к чужим любопытствующим, часто — враждебным глазам, что заставило его быть предельно осторожным со своим архивом. Эту осторожность он сохранял и после Великой Отечественной войны. Публикация глав настоящей книги в «Нашем современнике» вызвала много писем, и среди них — письмо члена-корреспондента РАН В. В. Новикова, в послевоенные годы работавшего в «Правде». В. В. Новиков рассказал об одной из своих встреч с М. А. Шолоховым. Вместе с еще одним «правдистом» Ю. Б. Лукиным они встретились с Шолоховым в гостинице «Москва». В конце встречи, — пишет В. В. Новиков, — «Шолохов вызвал машину, довез нас с Ю. Б. Лукиным до редакции “Правды”, а сам от нас уехал. Я спросил Ю. Б. Лукина: “Куда поехал М. А.?” Юрий Борисович сказал мне: “Он поехал к Маше (Моте. —
Таким образом, были люди — прежде всего Ю. Б. Лукин, В. В. Новиков, А. И. Овчаренко, которые знали, что в послевоенные годы рукопись «Тихого Дона» продолжала храниться у вдовы Кудашева.
Почему же в середине 70-х годов, когда началась атака на М. А. Шолохова и рукопись «Тихого Дона» была крайне необходима, М. Е. Чебанова не вернула ее писателю или его наследникам, а заявила, что рукопись «потерялась во время переездов»?
Душа человеческая — потемки! Колодный высказывает предположение, будто Матильда Емельяновна не простила М. А. Шолохову того, что, несмотря на настойчивые просьбы В. М. Кудашева вызвать его на несколько дней с фронта, Шолохов не смог или не успел этого сделать.