Мирзоев подошел к спящему и потряс его за плечо. Тот испуганно вскочил и, отшвырнув тару, вытянулся по стойке «смирно». Потом, сообразив, где находится, улыбнулся и сел на диван.
Как его зовут, черт возьми? Нахмурившись, Мирзоев машинально потер лоб.
— Вы, наверное, не помните, кто я, — пришел на выручку бородач. — Тофик Рагимов. Мы познакомились в Тиргартене, — заискивающе напомнил он.
— Да, да, знаю, — поморщился Шамиль.
…В тот вечер Мирзоев, как всегда, в одиночестве вышел побродить по улицам. Такие прогулки стали привычкой. Иногда, если не было срочной работы, он часами вышагивал по улицам, чтобы, вернувшись, бездумно броситься в кровать и забыться тяжелым сном. Мирзоев уже не первый год жил в Берлине, но так и не сумел привыкнуть к этому холодному, каменному городу. Да и к берлинцам тоже. Во всяком случае у него не было здесь друзей или близких знакомых. После офицерской школы, когда он работал референтом в штабе абвера, переводя всевозможные документы с турецкого и фарси, и позже, став преподавателем специальных курсов, Мирзоев ощущал со стороны сослуживцев полуфамильярную снисходительность высших к низшему. Осознав это, Мирзоев не пытался сблизиться с абверовцами: бездумно плыл по течению, старательно выполнял задания, мечтая в душе о том времени, когда наконец он вернется на Родину и заживет настоящей жизнью.
Он невольно замедлил шаги, услышав азербайджанскую речь. Разговаривали два солдата в форме восточного легиона. Они обсуждали какие-то свои дела. Одного из них Мирзоев, кажется, видел у себя на курсах. Хотя в абвере не было принято общаться с подчиненными во внеслужебное время, он, повинуясь внезапному порыву, подошел к солдатам.
…Из Баку Шамиля увезли, когда мальчику не было и десяти, но в мыслях он часто возвращался в родной город. Любить Баку научил его отец. Все годы, когда они жили в Турции, отец не уставал вспоминать Азербайджан, много рассказывал о нем сыну. И Мирзоев заговорил с земляками, которые еще недавно были там, дома. Он расспрашивал о Баку так, будто речь шла о какой-то диковинной стране: какая там погода, какого цвета море, как выглядят дома, много ли зелени… Но Тофик и его товарищ были начисто лишены воображения и не могли удовлетворить любопытство странного обер-лейтенанта. Вот песни Тофик пел хорошо и сам аккомпанировал себе на таре. В этом Мирзоев убедился, заглянув как-то вечером в общежитие курсантов.
Требовательно зазвонил телефон. Говорил полковник Макс Хейнкель, начальник разведывательной школы, которую окончил Мирзоев.
— Сегодня к четырнадцати ноль-ноль будьте на Тирпицуфер. Пропуск у дежурного. — Не дожидаясь ответа, полковник положил трубку.
В школе Мирзоев считался одним из лучших. Сказалось университетское образование и врожденная смекалка. Правда, предметы, которые приходилось изучать, — история разведывательного дела, шифры, вербовка и работа с агентурой — не увлекали его, так же, как оставляли равнодушными рассказы о подвигах разведчиков «третьего рейха». Но Шамиль умел неплохо скрывать свои истинные чувства. К этому вынуждало и то, что несмотря на внешнюю непринужденность, в абвере все было проникнуто безжалостной подозрительностью и строжайшей дисциплиной, любое отклонение от пресловутой «грюндлихкайт» — безукоризненно пунктуальной исполнительности — сурово каралось. И Мирзоев почтительно выслушивал приказы и скрупулезно выполнял их.
От беседы с полковником Хейнкелем у обер-лейтенанта осталось двойственное чувство. Начальник разведшколы расспрашивал, нравится ли ему работать преподавателем, интересовался его мнением о «восточном контингенте», с которым сталкивался на курсах, а в заключение спросил, не скучает ли он по родному Баку. Намек был достаточно прозрачен, и Мирзоев поспешил ввернуть стереотипную фразу о том, что готов выполнить любой приказ, если этого требуют интересы рейха.
Ответ, видимо, пришелся полковнику по вкусу. Угостив Мирзоева настоящей «гаваной», шеф коротко сказал, что ему предстоит срочно выехать в Стамбул. Там, на месте, он получит полный инструктаж от своего знакомого гауптмана Штендера. И последнее, что хотел выяснить полковник Хейнкель, кого из слушателей курсов мог бы рекомендовать Мирзоев на длительное оседание в России. После недолгих колебаний обер-лейтенант назвал имя курсанта Тофика Рагимова. Не то, что бы он вызывал у него какие-то особые симпатии, просто остальных земляков он знал еще меньше.