Тихий городок

Ничего этого не замечали ни начальник разведки пластунской дивизии, ни командир разведывательной сотни. Стоя у мотоцикла на развилке шоссе и лесной дороги, они напряженно вслушивались в гул приближающейся автомашины.

— Наша, Петра Никитюка полуторка, — сказал сотник. — Я ее завсегда по мотору узнаю.

— По-моему, тоже она, — согласился начальник разведки. — Но почему одна?

На шоссе показался грузовик, не доезжая метров пятидесяти до мотоцикла, затормозил. Из кабины вышел казачий офицер с забинтованной головой и рукой на перевязи, через борта машины стали спрыгивать на землю пластуны и выстраиваться в шеренгу на обочине шоссе.

— Мои, мои, — радостно встрепенулся командир сотни. — Вон взводный Нестерчук, старшина Вовк. Айда встречать хлопцев.

— Иди один, сотник. Я подойду позже, когда взвод будет целиком.

Честно говоря, майор с удовольствием принял бы предложение старшего лейтенанта, но понимал, что его присутствие привнесет во встречу определенную официальность и натянутость, и не хотел этого.

Широко улыбаясь, сотник поспешил к строю разведчиков и стоящему перед ним лейтенанту.

— Взвод, смирно-о-о! — раздалось при его приближении. — Равне…

— Вольно, — махнул рукой сотник. — Здорово, хлопцы!

— Здравжелам, тов старлей! — раздалось в ответ.

А сотник уже целовал взводного в пыльные усы.

— Здорово, друже! Эх, и соскучился по тебе! Что же это не поберег себя?!

— Так уж пришлось, — хмуро ответил взводный.

— Главное, живым вернулся, — проговорил командир сотни, окидывая взглядом казачий строй. — А где остальные хлопцы? Юрко, Кондра?

— Сержант Юрко убит, Кондра в госпитале, — ответил взводный, опуская глаза.

Лицо командира сотни помрачнело.

— Жаль хлопцев, особливо Юрко. Однако постой… Кто же тогда старший второй машины? Ты и старшина здесь, сержант Хрыстя тоже, Юрко и Кондра не в счет.

Взводный поднял голову, без всякого выражения посмотрел на командира сотни.

— Второй машины нет, товарищ старший лейтенант, — бесстрастно прозвучал его голос. — И не будет никогда.

Сотник вздрогнул, словно его обожгли ударом нагайки, отшатнулся от взводного. Внимательно всмотрелся в его неприветливое окаменевшее лицо, еще раз окинул взглядом строй разведчиков. Ни одной улыбки, ни единого слова с момента прибытия. А ведь вернулись в родную сотню после выполнения боевого задания. Боевого… Только сейчас до командира сотни дошел смысл услышанного от взводного ответа на свой вопрос. И он, забыв о забинтованной голове и раненой руке лейтенанта, сжал его за плечи.

— Где взвод, лейтенант? Где казаки? Уходило тридцать один, вернулись девять. Где хлопцы, лейтенант? Чего молчишь?

Взводный резко передернул плечами, сбросил в них руки сотника, принял стойку «смирно».

— Остались там, куда вы их послали, товарищ старший лейтенант. Севернее Дуклы, у тихого городка… Где санатории и курорты, горы и свежий воздух, зелёная травка и цветики-семицветики…

Сергей Дёмкин БУМЕРАНГ

1

Дипломаты, аккредитованные в Анкаре зимой 1942 года, находили турецкую столицу на редкость скучным городом. Собственно, для них Анкара ограничивалась площадью Улус Мейданы да пятикилометровым бульваром Ататюрка, протянувшимся от старого города до президентского дворца. О светской жизни — балах, раутах, приемах — нечего было и говорить: три изрядно опостылевших ресторана — «Сория», «Карпика» и «Файя» на самом бульваре, сомнительное заведение на вокзале, которое дипломатам посещать не рекомендовалось, редкие официальные приемы, устраивавшиеся в основном турками, — вот и все, что могла предложить Анкара. Впрочем, большинству посольств было не до развлечений.

Не составляла исключение в этом отношении и «Алман кёй» — «Немецкая деревня». Так окрестили в Анкаре здания посольства «третьего рейха», выстроившиеся в ряду других дипломатических представительств все на том же бульваре Ататюрка. Возглавлял посольство Франц фон Папен, шестидесятилетний седой старик с ярко-голубыми глазами и аристократически надменным лицом. Два года назад он прибыл в Анкару с особым поручением самого фюрера: любой ценой добиться, чтобы Турция стала союзником Германии. Вскоре цена была уточнена Берлином — пять миллионов марок золотом «для поддержки немецких друзей в Турции при их стесненном экономическом положении». Кроме того, Риббентроп обещал Анкаре «значительные территориальные приобретения» за счет Сирии, Ирака и Советского Союза.