Тихий гром. Книга четвертая

Добрый, просторный подвал соорудил он когда-то в своем жилище и многих товарищей уберег в нем от расправы. Но подпол хорош был в том случае, когда никому и в голову не приходило, что туда заглянуть надо. Теперь этот подпол мог превратиться в ловушку, и уже не раз туда заглядывали сыщики. Сделали новое убежище.

Вплотную к сеням приметан был омет старой соломы. Над полом в сенях вырезали маленькую дверцу — в аршин высотой, в две доски шириной. А в омете выбрали целую пещеру. В сенях, напротив дверки, поставили кадку, до половины заполненную мукой. Вот в таком жилище и вынужден был коротать свои дни человек, страдая смертельным недугом и задыхаясь от кашля.

А в хутор из Бродовской через день да через два наезжали должностные лица. То поселковый атаман прикатит, то милиционер Красновский, то писарь поселковый Котлов. А то и все вместе заявятся. Наведывались они почти всегда в одно и то же время, перед вечером либо в потемках уже. Справлялись о дезертирах, домой к ним заходили, но ребята всякий раз увертывались.

К Даниным сыщики тоже заглядывали изредка. И не враз догадались хуторяне, что не столько ищут эти гости дезертиров, сколько о Викторе Ивановиче заботятся. Со временем в привычку вошли эти недобрые посещения. И даже в таких условиях Виктор Иванович как-то умудрился принять меры, чтобы уберечь ребят от преследования.

В морозный январский денек, выбравшись из подпола, где проводил большую часть времени, Степка уселся за стол позавтракать. Только успела мать еду поставить, Вера из горницы выскочила и сообщила:

— Подвода вон к воротам подъехала. Ты поберегся бы, Степа.

Глянул Степка в окно: два здоровых, крепких мужика подъехали на розвальнях. Конь добрый у них — гнедой, белоногий. Мужики бородатые, в новых дубленых полушубках, кушаками подпоясанных, в шапках бараньих, в пимах. Нередко заезжали путники в хутор с Казанского тракта чайком погреться. Люди совсем не знакомые, и бояться их нечего, рассудил Степка.

Отец где-то во дворе был. Шумно завалились мужики, поздоровались и, не раздеваясь, к столу протопали. Один сел с угла, другой у кутного окна в простенок, так что Степка в середочке между ними оказался. Не убежишь. Забеспокоился парень. А мужики, заметив это, сбросили шапки на лавку и уселись вроде бы еще поплотнее. У одного черные волосы, немного кудрявые, у другого — прямые, светло-русые.

— Ты бы, хозяюшка, и нам по чашечке чаю налила с морозу, — попросил русый.

— Сичас налью, — охотно отозвалась Марфа. — Да чай-то ведь у нас морковный.

— Теперь везде такой. Наливай! — подхватил кудрявый и без перехода — к Степке: — Ну, как вы побунтовали в полку?

Побледнел парень, зашмыгал толстым носом, а деваться-то некуда, раз они, выходит, все знают.

— Да никакого бунта и не было вовсе, — возразил он. — Так, пошумели малость.

— Ну, как не было? — по-дружески, но с укоризною в голосе сказал кудрявый. — Жертвы ведь были. О том самарские газеты писали даже. Что вы и присягу принимать всем полком отказались — тоже писали.

— Были и жертвы, — нехотя цедил сквозь зубы припертый фактами Степка. — И присягу не приняли, потому как не обмундировали нас…

— Вот спасибо, хозяюшка, — принимая чай, поблагодарил русый. И — к Степке: — Ну, а дальше-то что же? Так и будете прятаться в мерзлых стогах да в подвалах или хлевах?

— А тут еще тифом я захворал, — не отвечая на вопрос, тянул Степка. — Так и так смерть грозилась…

— Ну, до смерти-то еще далеко, — перебил его кудрявый, хохотнув в бороду. — У вас же в городе хороший знакомый есть.

— Какой знакомый?

— Чебыкин, Иван Никитич.

— А-а, сеяли мы ему пшеницу не один год… Знаем такого.

— А ведь он в военном отделе теперь сидит, писарем, — лукаво усмехнулся кудрявый. — Вот он вам все и сделает. К нему обратитесь… Поехали, — позвал он товарища.

Поднялись мужики дружно, за недопитый чай хозяйку поблагодарили, и вышли вон. От ворот коня направили в сторону Прийска.

— Кто такие? — оправясь от волнения, спросил Степка, ни к кому не обращаясь.

— А кто ж их знает, — откликнулась Марфа, убирая чашки гостей. — Дело ведь говорят заезжие-то, коль Иван Никитич в начальниках там сидит, в городу. Не откажет он чать-то… А мужики эти, по разговору слыхать, не нашего поля ягода. Только что приоделись по-нашему.

Снова принявшись за остывшие щи, Степка лениво двигал ложкой, не переставая думать о случившемся. По разговору и поступкам понятно было, что не простые мужики и не случайно завернули к Рословым. Шубы, хоть и по плечу на них, а вроде бы не приношены, не свои. Видно, что в пимах непривычны они ходить: двигают, как лыжи.

Чебыкина знали Рословы с четырнадцатого года, только не могли подозревать, что именно этот человек сделал не одну сотню липовых документов для людей, преследуемых жандармами. Делал он это по заданию Федича. Большинство спасенных отправляли на «собственный» прииск Сыромолотова. Чебыкин же снабжал нужными бумагами всех подопечных Виктора Ивановича.