Тихий гром. Книга третья

Стоя на посту возле землянки поручика Малова, Паша Федяев наблюдал привычные сполохи прожекторов, протирая глаза после их света, а во втором часу ночи ощутил холодный западный ветер и на девственно чистом небе увидел черную, косматую тучку с острыми бело-желтыми краями. В передовых окопах, слышно было, хлопнуло несколько выстрелов. Потом еще с десяток выстрелов щелкнуло в разных местах. Потом, как во сне, окутал Пашу густой, липкий туман, и дышать стало невозможно. Заломило глаза, перехватило дых, подкосились ноги и, падая на дно траншеи, он нажал на спусковой крючок…

Шел третий час ночи, но поручик Малов не спал, потому как на этот раз вместе с тыловыми газетами попало ему и подпольное большевистское издание. А такую литературу лучше читать без свидетелей. Он даже не разулся — как пришел с вечернего обхода в двенадцатом часу, впился в это чтиво, так и не разгибался.

Близкий выстрел, как ветром, приподнял поручика и понес на выход. Стоило ему высунуться за дверь, как в нос ударил острый, противный запах, знакомый еще с гимназической поры.

— Хлор пустили, мерзавцы! — успел сообразить Малов, подхватил Федяева, занес в землянку и плотнее притворил за собою дверь.

Слухи о приготовлениях немцев ходили давно. Малов верил и не верил им, но на всякий случай выпросил у того же знакомого корреспондента, занимавшегося и фотографированием, коробочку гипосульфита. В двух стаканах сделал раствор, смочил в нем конец полотенца и положил Федяеву на лицо. Потом выхватил из баула все носовые платки, сколько было, развернул их и пропитал раствором.

Лежа на полу, Паша заворочался, сорвал с лица полотенце. Его начало рвать, он корчился, извивался, царапал ногтями чуть поструганные доски, постланные на земляной пол.

— Федяев! Федяев! — кричал поручик. — Ты слышишь меня? Дыши только через мокрую тряпку. Эта жидкость разлагает хлор и может спасти тебя.

Сам поручик закрыл нос и рот мокрым платком, потом сложил его с угла на угол и завязал концы па затылке.

— Слышишь, Федяев! Дыши только через мокрую тряпку! Я ухожу.

Захватив с собою пропитанные гипосульфитом платки, поручик поспешил к своим солдатам.

Яркая-яркая светила луна. По ходам сообщения бежали с носилками санитары, метались сестры милосердия, суетились врачи. Все они были в повязках, сделанных, видимо, на ходу. Но помочь пострадавшим не успевали, да и нечем помочь-то — русская армия так и не была подготовлена к отражению газовой атаки противника, — потому всем встречным советовали смочить в воде тряпку и дышать через нее.

От штаба полка бежали связные. За тыльной стороной траншеи на мелкой траве пригорка тут и там корчились и умирали в страшных муках солдаты. Это, видимо, часовые или дневальные. Не зная, что делать, они выскакивали из окопов, но и там, наверху, вдыхая эту отраву, приближали свой конец.

Малов заскакивал к своим солдатам в землянки, раздавал носовые платки и приказывал дышать только через них.

Заканчивая обход, наткнулся он в траншее на лежащего человека. Пригляделся и с трудом узнал в нем солдата третьего взвода Горина. Помощь ему не требовалась уже: лицо почернело, зубы жутко оскалены, вокруг губ — почерневшая кровавая пена.

У самого поручика нещадно слезились глаза, предметы двоились и расплывались. Вдруг захотелось пить… И тут он почувствовал, что ветерок заметно усилился и потянул уже не с запада, а с северной стороны, вдоль главной траншеи. Это обрадовало поручика, и на обратном пути он решил укрыться в землянке Петренко и там пока отсидеться.

Приближался рассвет. Тут и там по фронту слышались артиллерийские выстрелы. С нашей стороны они звучали все чаще, а противник пока молчал.

Видимо, боясь отравить своих, как уже случалось на английском фронте, немецкое командование отодвинуло в тыл солдат из передовых окопов, оставив лишь небольшие заслоны с пулеметами. Все команды, оставленные на передовой, были обеспечены противогазами. Скоро и немецкая артиллерия начала отвечать в полную силу.

В землянке у Петренко все сидели с повязками из платков поручика. Смирно сидели, потому дышали неглубоко. Да и отравы здесь было меньше, чем снаружи. Но глаза у всех заливало слезой. Памятуя о спасительном северном ветерке, поручик Малов надеялся, что их мукам скоро придет конец.

Выйдя из землянки в пятом часу, поручик обнаружил, что воздух посвежел, очистился, а прохладный северный ветерок выметал отраву из закоулков.

— Всем выйти! — скомандовал Малов в открытую дверь. — Повязки пока не снимать! Землянку проветрить! Рослов — за мной!

Лихорадочно вздрагивала и гудела земля от артиллерийских выстрелов наших орудий и от разрывов разнокалиберных снарядов противника. Теперь уже не газ, а тонкая теплая пыль пронизала воздух. В том месте за рощей, где собиралось подняться солнце, в свете зари пыль эта была особенно заметной. А сама роща — с поникшими ветвями, со свернутыми в трубку листьями — являла собою странное, жутковатое зрелище: будто всю ее окатили крутым кипятком.

— Ну, как твои дела, Федяев? — спросил поручик, войдя в свою землянку.