Тихий гром. Книги первая и вторая

— Чего? — отозвался сын сонным голосом. Тут же отмахнулась цветастая занавеска, и Виктор Иванович, протирая глаза, спустился с печи. — Здравствуй, отец Василий! Чего ж ты стоишь-то середь избы? Садись.

— Присяду, — елейно заворковал поп, — как не присесть! Давненько мы знакомы с тобой, Виктор Иванович, в картишки единожды перекинуться как-то довелось в станице, помню… А вот чтобы во храме божием, кажись, не доводилось встретиться нам. Не так ли я говорю?

— Да, пожалуй, что так, — согласился Виктор Иванович, неторопливо свертывая цигарку.

Отец Василий выжидательно поглядел на собеседника, думая, что тот еще что-нибудь скажет, но, не дождавшись, выложил сердито напрямую:

— Дак что же ты приход мой позоришь, человече?

— А сам-то ты, отец Василий, веришь в то, что проповедуешь? — без обиняков спросил Виктор Иванович. — Постов-то ведь не соблюдаешь, по всему хутору слышится это. Мяско и прочие скоромности во всякий день употребляешь… Тут вот весной перед пасхой мужик наш хуторской на страстной неделе застал тебя за яичницей с водочкой. Это как?

— Все мы грешны, — покаянно молвил отец Василий, начиная сознавать, что такого разговора, как он хотел, не получится. И ожесточился: — А только грехи наши усердными молитвами окупаются.

— Да зачем же пустую работу делать: грешить, потом отмаливать? Не лучше ли ни того, ни другого не делать? А коли уж грешить сознательно, так для чего же отмаливать? Ведь вы утверждаете, что бог вездесущ, от него все равно не скроешь тайных своих помыслов?

— Нет, не скроешь!

— Так для чего же кривить душой?

— Идолу, сатане ты предался, сын Виктор! Не помышляешь о том, что станется с приходом, ежели все, подобно тебе, отрекутся от церквы? Рухнет храм божий! Так ли я говорю?

Отец Василий пришел сюда, кажется, не только для того, чтобы своей проповедью воздействовать на богоотступника. Виктор Иванович понимал это и не собирался играть с попом в прятки.

— Все ты говоришь так, батюшка отец Василий, — улыбнулся в ус Виктор Иванович, хитро подмигнув ему. — Все так, да разве один я спасу твой приход? Жена моя на молениях бывает, иногда и детишек возит в праздники.

— Да ведь мы с ней только что вот на твоей службе были, — перебила Матильда Вячеславовна, — на Семенов день. Аль не приметил?

— Не приметил, — огрызнулся поп. — Бог милостив, и храм наш не пустует.

— Так о чем же твоя забота? — подхватил Виктор Иванович. — Одним прихожанином больше, одним меньше — неужели от этого храм покачнется. Ведь не бывал я там, верно, давненько, а он благоденствует, не рушится оттого, и казна не скудеет… А раньше ты не захаживал ко мне. Чего же теперь-то пожаловал?

Понял отец Василий, что догадывается Виктор Иванович об истиной цели его визита, оттого еще больше разгневался:

— А какой пример подаешь мужикам ты, просвещенный человек? Об этом подумал? Грешат богоотступники денно и нощно: рожу неумытую лень им перекрестить лишний раз! Изверились, идолы окаянные, а ты им такой пример подаешь.

— Так за идола-то у тебя, отец Василий, мужик, стало быть, почитается… Молишься ты богу, а мзду на пропитание берешь с идола ненавистного? Ловко! — Все это Виктор Иванович выговорил мягко и вкрадчиво, будто поглаживая попа. И вдруг построжал: — Вот чего, батюшка. Анна моя с поля должна воротиться скоро. А с ней тебе лучше не встречаться и хуторским нашим бабам глаза не мозолить. Поглядел бы ты, чего тут было, как узнали они про твои дела в великий пост!

Бабушка Матильда, подвинувшись ближе к сыну, незаметно дергала его за рукав, призывая к осторожности. Но Виктор Иванович шевельнул рукой, словно муху спугнув, продолжал начатое, не сбавляя твердости:

— Сам знаешь небось: плохого бога и телята лижут — а наши бабы на телят не похожи. Им только попадись на зубы — кого хочешь загрызут.

Отец Василий прямо на глазах повял, сник, присмирел и, тяжело вздохнув, как бы нехотя поднялся с лавки.

— Дерзок ты, хитер и лукав, человече, немыслимо! — оказал он, остановись у порога. — Не верой укрощать тебя надлежит, а властию! — В этих словах послышалась нескрываемая угроза. И, показав на большой мрачный портрет царя за спиной Матильды, добавил: — Он ведь все видит и все слышит.

Толкнул дверь и, недовольно сопя и неловко скрючившись, полез в нее.

Не двигаясь с места и не проронив ни слова, хозяева проводили взглядом незваного гостя, прошедшего по двору мимо окна. Через полминуты не выдержал Виктор Иванович, вошел в горницу, не притворив за собою дверь, и скоро послышалось оттуда:

— Ах, волк его задави, трус! Не поехал ведь в хутор-то, в Бродовскую поворотил.

— Боялась я, — отозвалась Матильда, — а ты, Вичка, молодец: его мылом да ему же в рыло! Глаза-то, знать, ест… Ну да бог ему судья.

— Бог-то, бог, а сам не будь плох, — с намеком проговорил Виктор Иванович. — Давай-ка собирать Антона.

— А ты ведь мне так и не сказал про загадку-то, какую из города привез.

— Загадку-то? — повторил Виктор Иванович и привычно почесал за ухом. — А вот осколок этой загадки только что сидел тут… В жандармских бумагах появилась и моя фамилия вместе со всеми, кто у Рословых на беседах бывает.