Тихий гром. Книги первая и вторая

— Врешь ты, шельмец, по глазам вижу — врешь.

— Для чего же мне врать?

Привязав коней к колоде, Егор приволок большущий сверток и, разворачивая край попоны, заговорщически шептал:

— Глянь, чего я накупил-то!

Первой из свертка высунулась сверкающая четверть с водкой, отчего у Степки нисколько радости не прибавилось. Но дальше там обнаружились аппетитные кольца колбасы, изрядный кусок сыра и даже леденцы.

— Слышь, Степка, — шептал Егор, — целую горсть лонпосеев дозволю взять, ежели правду про Ваську скажешь.

— А я правду и сказываю, — Степка умышленно говорил громко, чтоб Ваське слышно было. — Чего ж мне напраслину возводить на человека из-за горстки конфет?

Но взгляда-то от леденцов Степка никак оторвать не мог.

Видел это Егор и ухмылялся, когда парнишка, сглатывая слюнку, независимо постукивал щепкой по горящему кизяку.

— Ладноть, бери, пес с тобой, — сжалился Егор, — да лошадей напоить сгоняй, как выстоятся они малость.

Степка растерялся даже от такой щедрости: как же это, самому, что ль, брать? Больно уж непривычно. Всегда из рук взрослых получал он гостинцы…

— Ну, чего ты глаза-то вытаращил? Бери всей горстью, — подбодрил Егор.

Поддернув повыше правый рукав, Степка прицелился, как коршун к цыпленку, и запустил в леденцы донельзя распяленную пятерню. Сжал, насколько возможно, горсть — леденцы полезли между пальцев. Тряхнул горстью разок и с великой осторожностью перенес ее в карман. Еле просунул разбухший кулак. А выпавшие конфетки подобрал и добросовестно вернул обратно в кулек.

— Ох и жаден же ты, — покачал Егор головой.

— Х-хе, жаден, — обиделся и покраснел Степка, — я и брать-то не знаю как: первый раз вот эдак беру, своей рукой…

— Ничего, — засмеялся Егор, — хоть и первый раз, а умеешь уже.

— Коль тебе их жалко, лонпосеи эти, возьми! — в сердцах гребанул из кармана Степка, однако ж горсточка получилась у него маленькая, в щепоть.

— Да не серчай ты, дурачок, посмеялся я. Шуток, что ль, не признаешь?

Егору на этот раз не до шуток было. И знать о Ваське хотел он не из простого любопытства. Давно Егору пора бы жениться, а все что-нибудь да не так выходит. До службы намеревался сделать это, так Дарья карты перепутала. Просидела она в девках малость подольше, чем принято было — годов до двадцати, — а тут за Макара в момент скрутилась и перешибла Егоровы планы. Не справить отцу две свадьбы враз, не под силу. Теперь вот уж после службы два года минуло. Молодые девки обегать стали Егора, да и сам он каким-то неловким сделался. С осени прошлогодней к Катюхе приглядывался. А пока хватился — Васька Рослов уже провожает ее. Опять же, одно дело — с вечерок проводить девку, и совсем другое — ночевать с ней в поле.

Когда Степка увел на водопой лошадей, проверил тихонько Егор: нету на стану Катюхи. Сказывал Васька, что домой собирались вечером ехать, да из-за них задержалась. Может, и уехала тогда же…

До ручья, где лошадей поили, версты полторы будет. Степка не торопясь, шажком, едет на Карашке, в поводу Воронка ведет, леденцы посасывает. А сам все думает. И леший разберет их, этих больших, чего у них на уме-то. Прошлой осенью, когда башкирцев убивали, вон ведь каких натерпелся страхов и не подумал, что какие-то остались там тайности. Все вроде бы наружу вышло, а по весне дед надрал за то же самое да язык за зубами держать велел.

Теперь вот Васька тоже. Сами с Катюхой целуются, а ему помалкивать приказал. И Егор чего-то выспрашивает. Нет уж, теперь Степку не проведешь. Лучше не соваться в дела ихние.

Рассуждая таким вот образом, Степка выехал на взгорок, откуда хорошо ручей видно. Кто-то подогнал к водопою с десяток лошадей. Степь-то, просторная, далеко смотрится, как на ладони. А ветерка нет. Парит, словно в бане. Рубаха к телу липнет.

У ручья тоже какой-то парнишка, вроде Степки, маломерок. Кони все к воде сунулись, пьют, а он подпрыгивает возле карей высокой лошади, на какой ехал, разнуздать не может… Так ведь это ж вроде бы Карюха дяди Кирилла Дуранова. Ну, конечно, она! И парнишка этот не кто другой, как Ленька Дуранов… Разнуздал все-таки, подпустил к воде. Другие лошади, напившись, отходят от ручья и табунком направляются в обратный путь. Карюха тоже отмахнула морду от воды — с губ струя побежала — и круто повернула вслед остальным. Не хочет она отставать, не привыкла. А Ленька удерживает ее, обуздать-то не смог, видно, не слушается она его. Повод через голову ей перекинул и петлю вниз опустил — ногу в нее поставить прилаживается. За холку держится и на одной ножке подпрыгивает. А лошадь не стоит никак, идет.

Степке с полсотни саженей до ручья-то оставалось. И глазом не успел он моргнуть — Ленькины руки сорвались с лошадиной холки, а босая нога в петлю повода проскочила да еще повернулась, затянув повод. Карюха побежала рысью. Голова Ленькина, мотаясь между кочками, замелькала у задних ног лошади.