Тихий гром. Книги первая и вторая

— Где-ка, где другой-от конь?! — подпрыгнул мужик и забегал вокруг городового, цепляясь за него, как за спасательный круг.

— Сказываю, у суседа нашего в хуторе. — Чувствуя, что проговорился, Мирон и не подумал пятиться назад.

— Стой, не распрягай! — изменил свое решение городовой.

Видно было, что не за здорово живешь старается он для мужика. Подвалил ему тот, знать, не малую толику, хоть, может быть, и из последних деньжонок.

— Садитесь все да поедемте в ваш хутор, — приказал городовой. — Далеко это?

— Верст тридцать будет.

— Вот и поехали, — подмигнул городовой мужику. — На обратный-то путь все равно уж коняга у нас имеется.

Правя Бурлаком, Мирон чувствовал себя будто облитым грязью — досадно, горестно, стыдно отчего-то, коня жалко и денег жалко.

Но стоило ему вспомнить о предстоящей встрече с Кириллом Дурановым, как все это показалось до ничтожества мелким, пустым, а на первый план выступили беспощадные глаза Кирилла Платоновича, его сатанинская усмешечка. Не охнет он, как забирать коня станут, но и не простит этого Рословым.

— Шадринской я, шадринской, — не умолкая от великой радости, жужжал белесый мужик. — На этих коньках здорово извозом промышлял… Ничего другого-то у меня и нету-ка… В Тюмень, случалось, езживал, у себя в городе ломовщину правил. А на тот раз понесло меня в Екатеринбург. Первый раз собрался, да и то не доехал: в Покровском на постоялом дворе догола и обчистили. Хлыстик один при себе остался… Да ладно хоть с товаром-то приказчик хозяйской ехал — не на одного меня вина пала… С тех пор вот никак на ноги подняться не могу… Последняя рубаха с плеч ползет.

Макар долго тащился за передней подводой. Измученного Рыжку он уж не впрягал больше в пристяжку, а привязал его поводом к телеге. Отдохнувший и выстоявшийся Бурка нетерпеливо поспешал домой, налетая на переднюю подводу. Макару надоела такая езда, и он свернул с дороги в степь, намереваясь обогнать Бурлака, все так же ровно шагавшего по дороге.

— Куда? — грозно загремел городовой, хватаясь за револьвер. — Назад! На место!

Так и ехал Макар потом до самого дому сзади, сообразив теперь, какую бы он допустил глупость, оказавшись в хуторе раньше городового: ведь неизвестно, дома Кирилл Дуранов или промышляет где.

— А городовой-то, никак, подумал, что я упредить суседа норовлю, — ворчал про себя Макар. — Нет уж, пущай и Петля малость поплатится, коли нас эдак подвел. А ведь как божился, вражина, будто дело тут чисто, без подвоху!

В хуторе миновали рословскую избу и остановились у ворот Дурановых. Городовой первым поспешил к калитке, за ним — шадринский мужик. Мирон намеревался остаться у подводы, но городовой властно махнул ему рукой и кивком головы выразительно указал на двор. Из-за любопытства следом за ними потянулся и Макар.

— О-о, гости дорогие! — воскликнул Кирилл Платонович, выходя из сеней. — Гостям завсегда рады. — Он широко и радушно улыбнулся, словно готовясь обнять всех. Но во взгляде едва уловимо нечто такое мелькнуло, отчего даже у городового заметно убыло спеси.

— Есть у тебя породный гнедой конь? — не здороваясь и пряча глаза, хмуро спросил городовой.

— Есть породный гнедой конь! — надсадно захохотал Кирилл Платонович, при этом нос у него побелел и чуток потянулся вбок, отвратительно сморщившись на одной стороне. — Хороший ломовик. Вам купить али прицениться только?

— Дома он? — малость повысив голос и положив руку на кобуру, спросил городовой.

— Да дома, дома! — еще веселее залился Кирилл Платонович. — Где ж ему быть, господин городовой!

— Показывай!

— И куда вы так торопитесь, люди добрые? Привязанный он в конюшне стоит, никуда не денется.

— Показывай! — повторил городовой.

У всех остальных будто языки отнялись. Даже шадринский мужик, обуреваемый жгучим желанием поскорее увидеть украденного коня, не вымолвил ни слова.

— А может, чайку сперва попьем? — потешался Кирилл Платонович, оглаживая смолевой клинышек бородки и скаля белые зубы. — Самовар вон у моей бабы шумит.

— Показывай! — посинев лицом, взвизгнул городовой и нервно задергал крышку кобуры, стараясь отстегнуть ее.

Кирилл Платонович враз посерьезнел и без малейшей усмешки, пожалуй, даже с напускным смирением шагнул во двор, говоря:

— Пожалуйста, господа хорошие, ежели вам недосуг чаевничать… Гляньте на мово ломовика.

Вот теперь, когда за растворенной дверью показался круп коня, а потом и весь конь, у Мирона по спине забегали мурашки, а от лица отлила кровь.

Перед ним стоял гнедой ломовой мерин и даже статью несколько похожий на Бурлака, но костистый, угловатый какой-то и старше, наверное, вдвое. От этакой неожиданности никто не проронил ни слова. Дуранов, полный торжества и упиваясь растерянностью горе-сыщиков, теперь засмеялся без всякой наигранности.

— Ну, чего ж вы? Аль конь мой вам не глянется?

— Не он? — тихо спросил городовой у шадринского мужика, как бы извиняясь перед ним.

— Не-е, — жалостливо потянул мужик, — того от Бурлака ничем не отличишь — близнецы!