Тихий маленький город

– Нет-нет, именно в городском! – неожиданно хозяйка библиотеки стала чрезвычайно любезна, даже похлопала меня по руке. – Уверяю вас, что хороший каменный дом богатый купец заказал бы у ростиславского архитектора.

– Да я и не уверена, что в нашем Кириллове есть хоть один, – пробормотала я.

– А в начале двадцатого века и вообще не так много их было, тем более – настоящих мастеров. Понимаете? Так что какую-то информацию вы найдёте, а дальше уже просто размотаете клубок! Я дам вам телефон, к кому там обратиться, в архиве!

Честно говоря, я начала уже присматривать пути к отступлению, так напряг меня внезапно проявившийся восторг в холодной и чопорной даме. Вовремя появившаяся Милочка своим скисшим личиком разрушила начало этой прекрасной дружбы…

Виктория Павловна немедленно снова заледенела. Я забрала у девушки пару листков с названиями книг и ссылками, попрощалась и вышла. Посмотрела на зажатую в пальцах записку: «Муниципальный архив, отдел использования архивный фондов. Оганесян Клара Гургеновна». Адрес и телефон…

В архиве я просидела до шести часов вечера, то есть, до конца их рабочего дня.

Госпожа Оганесян оказалась отличной тёткой, чем-то похожей на Рину Зелёную в роли миссис Хадсон, и мы с ней вдвоём азартно искали любые упоминания фамилии и имени моего купца в старых газетах, копиях договоров, письмах и докладах. И нашли, конечно.

Паисий Варфоломеевич оказался личностью заметной.

К моменту, когда построили наш дом, ему уже исполнилось пятьдесят шесть, но от дел отходить он не собирался. Разделил направления своей деятельности между детьми и контролировал всех, зорко подмечая, когда выбранная дорожка вела к убыткам в деньгах или репутации. Ага, тут я хмыкнула, вспомнив «диверсификацию бизнеса» и «непрофильные активы». Ничто не ново под луной, слышишь, Макс?

Детей у Бухвостова было пятеро, четыре сына и дочь, Татьяна.

Старшему сыну в управление достались речные суда, два парохода и десяток барж. Второму – торговля хлебом, который эти баржи, в частности, возили. Третьему – то, что сейчас назвали бы сетью магазинов, полтора десятка торговых точек в Ростиславле и окрестностях. Четвёртый сын, младший, оказался талантливым художником и, пройдя обучение в Ростиславле, Петербурге и Дрездене, стал ювелиром в одном из самых знаменитых петербургских домов.

Дочери также достался художественный дар, но она применила его иначе.

Паисий Варфоломевич был владельцем небольшой фабрики фаянса рядом с Кирилловым, на нашем левом берегу, там, где теперь загибается моторный завод. Татьяна сумела наладить выпуск высококачественного фарфора и сама разрабатывала модели изделий и роспись к ним. Отец её деятельностью был доволен. Настолько, что открыл для продажи «татьянинского фарфора» магазин в Ростиславле на центральной Ильинской улице.

Прочитав хвалебную статью об этом фарфоре, я посмотрела на Клару Гургеновну, с энтузиазмом таксы копавшуюся в компьютере…

А, забыла сказать – почти все документы, начиная с конца девятнадцатого века, а также сохранившиеся экземпляры газет, были переведены в электронный формат, что, безусловно, упростило мне поиск.

– Клара Гургеновна, а посмотреть на эти изделия можно где-то?

Она задумалась.

– Ну, в городском художественном музее есть кое-что. И в музее Орлова… А, ну точно! В Доме медика, как раз рядом с университетом, там просто огромная коллекция.

– В Доме медика, – повторила я.

Интересно, это можно считать перстом судьбы, или я себе придумываю?

Последний документ, неожиданно вывалившийся перед моими глазами, был нотариально заверенной купчей на землю «между руслом реки Волги и селом Шпаново, ограниченный рекой Борисовка с одной стороны и Коровинским ручьём с другой». Не знаю, зачем, но копию этой бумаги я себе распечатала…

Вернувшись домой, я заварила чай покрепче, налила большую чашку сладкого чаю и села к письменному столу, положив перед собой третью тетрадь Агнии Николаевны. Ту самую, озаглавленную «Твари».

То ли я читала в прошлый раз невнимательно, то ли, пока я ездила в Ростиславль, старая знахарка приходила и добавила записей… Шучу, конечно: просто тогда я читала всё подряд, и больше интересовалась визуализацией. Картинками, говоря иначе. А сегодня я вдруг поняла, что не это главное. Тварь меняется, остаётся главное: ею руководит не разум, не чувства и уж тем более не мораль, а просто желание жрать.

Собственно, любой хищник, от синицы до белого медведя, живёт так же…

У меня есть разум, чувства и мораль, значит, я должна придумать, как защитить себя и свой дом, каковым уже стала считать город Кириллов.

Ладно, это лирика.

У Агнии Николаевны была другая система определения существ, не три группы, а всего две, с плюсом и с минусом. Тот же жрун, называемый в её тетради «голодарь», определённо относился к минусу. А, например, домовые – к плюсу, и моя почти-бабушка была твёрдо уверена, что с этой сущностью можно договориться. Конечно, печь пироги или мести полы он не станет. Но вот защитить дом от чужих сможет.