Тихий океан

– Спроси у них, как называется остров, – обратился Магеллан к своему верному Энрике.

И тот заговорил с приехавшими по-малайски, на их родном языке. Люди сперва онемели от изумления, потом стали отвечать наперебой, объясняя, что им все понятно. Первый человек, совершивший кругосветное плавание, был не европеец, а малаец, раб, который отправился с острова Суматры, миновал Индию, мыс Доброй Надежды, Лиссабон, пересек Атлантический океан, миновал Патагонию и переплыл Тихий океан во всю его ширь.

Остров назывался Массауа, правил им царек по имени Каламбу.

Ни малаец Энрике, ни Магеллан, ни его моряки не придавали, кажется, особого значения своему необыкновенному подвигу. Воодушевляла их лишь одна мысль: уже недалеко Молуккские острова, где можно добыть сколько угодно пряностей.

Туземцы приняли предложенные им подарки и уплыли. Спустя несколько часов появились две большие лодки. В одной из них под балдахином из плетеного тростника восседал вождь. На борт адмиральского корабля поднялась лишь небольшая делегация.

На другой день Энрике сошел на берег, принял подарки и уговорил вождя встретиться с Магелланом. И вот в следующий свой приезд Каламбу, в вышитом саронге, с длинными, распущенными по плечам волосами, поднялся в сопровождении шести знатных особ на борт «Тринидада».

– Вам необходимо, – сказал он Магеллану, – нанести визит главному правителю всех наших островов, радже Хумабону. Он живет в Себу.

Себу – портовый город на острове того же названия в Филиппинском архипелаге. 4 апреля флотилия, возглавляемая королем Каламбу, покинула Массауа и 7 апреля подошла к Себу.

С первого же взгляда Магеллан понял, что это крупный порт. На рейде теснились джонки, прибывшие из других стран. Чтобы сделать свой приезд более торжественным, корабли дали салют из пушек, отчего все туземцы бросились в разные стороны. Но Магеллан тут же отправил на берег Энрике уведомить короля, что у них нет никаких враждебных намерений. Малаец объяснил Хумабону, что Магеллан, его хозяин, состоит на службе у самого великого правителя на земле. Это по его приказанию переплыл он океан, стремясь достичь островов пряностей, и теперь по пути заехал выразить свое почтение королю Себу. Ни на что, кроме деловых отношений, он не претендует.

Хумабон отнюдь не был наивным дикарем. У себя на островах он взимал со всех кораблей плату за вход в гавань и теперь холодно объявил Энрике, что его хозяину прежде всего следует подчиниться общим правилам.

– Но такой могущественный адмирал, как мой хозяин, не может платить никаких пошлин.

– Все их платят.

И в качестве свидетеля король велел позвать мавританского купца, который только что прибыл на джонке из Сиама и беспрекословно заплатил пошлину.

Взглянув на корабли Магеллана, этот мавр сразу понял: христиане прибыли сюда для того, чтобы проникнуть на единственные не известные им до сих пор острова пряностей. Что же делать? «Не будем торопить событий, – подумал он, – а там посмотрим». И вот какой совет дал наедине Хумабону: не вступать ни в какие конфликты с иностранцами. Хумабон внял совету и, отменив пошлину, пригласил посланцев Магеллана на пиршество. Кушанья подавались на фарфоровой посуде, привезенной прямо из Китая. Значит, Китай где-то совсем близко. Мечту Христофора Колумба, стремившегося достичь Индии западным путем, осуществил теперь Магеллан.

Начался обмен товарами. Больше всего туземцев привлекало железо, твердый металл, который в их глазах был намного полезнее золота. За четырнадцать фунтов железа они отдавали пятнадцать фунтов золота, и Магеллан всеми силами старался помешать матросам обменивать на золото все, что у них было.

– Если туземцы поймут, как драгоценно золото, они сразу же повысят на него цену.

Отношения становились все дружественнее, и под конец король Себу и его свита выказали даже желание принять христианство. Вот запись в дневнике Пигафетты, относящаяся к этому якобы стихийному обращению: «Магеллан объявил, что они не должны принимать христианство из страха или из желания сделать нам приятное. Если они действительно хотят стать христианами, нужно, чтобы это происходило по их собственной воле и из любви к Богу. Если же они этого не желают, никто не причинит им зла, но тех, кто станет христианами, будут больше любить и лучше к ним относиться. Тогда все они в один голос воскликнули, что хотят стать христианами не из страха и не из желания сделать Магеллану приятное, а по собственной воле. Они целиком на него полагаются, он может считать их своими подданными. После этих слов Магеллан обнял их со слезами на глазах, стиснул руки принца и руки короля Массауа и объявил обоим вождям, что он с такой же искренностью, как верит в Бога и как предан своему повелителю, обещает им, что отныне они будут жить в вечном мире с Испанией. И они тоже дали ему такое же обещание».