Тихий океан

Уиллис пил ее без вреда для себя, сохраняя пресную воду для мачики. Набирать воду он старался в то время, когда поблизости не было акул – исключая Длинного Тома, на которого по-прежнему можно было положиться. «На ночь он уходил на полтора-два метра вглубь, но днем снова оказывался близ поверхности. Я с удивлением думал, что же он ест и когда ест. То, что я ему бросал, не позволяло набить как следует брюхо. Несомненно, он без вреда для себя мог поститься целый месяц. Спал он, плавая. Прямо перед его ужасной зубастой пастью всегда плавали три рыбы-лоцмана, сантиметров пятнадцати в длину, и порой задевали его. Длинный Том не обращал на них внимания». Приближались к плоту и киты. Уиллис видел их в такой же близости, как Тур Хейердал и его спутники, слышал, как дышат эти гигантские морские лошади.

Если, находясь в открытом море, вы видите при восходе солнца, что небо приобретает медный оттенок, пусть это вас насторожит заранее. 1 сентября. Плот находится теперь прямо к северу от Маркизского архипелага. Исчезли летучие рыбы, меньше стало дельфинов, стаи морских птиц улетели к югу – к земле. Днем погода остается ясной, но при закате солнца горизонт затягивается тучами цвета серы. Быстро наступает тропическая ночь, и почти сразу разыгрывается шторм.

Уильям Уиллис чувствует себя теперь хорошо. Одной рукой он крепко держит руль, и дождь, что хлещет прямо в лицо, ему скорее приятен: это ведь пресная вода. Шквал набегает за шквалом, вырываясь из темноты ночи длинной черной стеной в то время, как начинает завывать ветер. Уиллис успевает подумать: «Лучше бы убрать теперь грот». Он даже успевает отдать фал, закрепленный рядом с рулем. Парус спускается на один метр, потом хлопает и рвется. Начинается свистопляска.

Когда буря набирает силу, рев ее уже не смолкает, хотя временами становится глуше, и на этом основном фоне выделяются другие звуки, исходящие от неба, от моря и от той скорлупки на море, которой вы вверили свою жизнь. Среди всей этой кутерьмы Уильям Уиллис, старый моряк, чувствовал себя совершенно свободно и уверенно, различая голоса стихий, следя почти на самой поверхности бурного моря за курсом своего большого плота, идущего под одним кливером, и похоже, что этот парус будет держаться. На стрелку компаса падает свет маленького фонаря, крохотный отважный язычок пламени, чудесный символ человеческой воли. «Если бы мы продолжали так плыть, мне не о чем было бы беспокоиться, буря могла бушевать хоть неделями, скорость, с какой пена неслась вдоль плота, показывала, что мы не теряем времени».

Шторм еще усилился, плот великолепно прыгал по волнам, снасти выдерживали напор ветра. Они и впрямь были высоки, как горы. Время от времени Уиллис отправлял в рот горсть сахару, чувствуя под тощей рукой свое исхудавшее лицо. «От меня остались только кожа да кости. Это хорошо, говорил я себе, избавься от своей плоти, от плоти прожитых лет, полумертвой, обреченной рассыпаться в прах, начни все сызнова, создай себе новую плоть, девственную плоть, свежую кровь, плоть и кровь путешествий».

Трое суток, словно живое изваяние, простоял он так у руля, питаясь горсткой сахару, утоляя жажду брызгами. Невероятное возбуждение снимало усталость. При свете солнца море, все еще бушевавшее, уже не казалось таким темным и непроницаемым, напротив, плот теперь скользил среди хрустальных гор. И в этой прозрачности Уиллис видел, как мелькали совсем рядом с ним, а иногда и выше него страшные пасти акул. Акулы поднимались и опускались вместе с волнами, безучастные, а на какой-то краткий миг, может быть, по-братски близкие, вовлеченные в космическое движение, которое пьянило человека, влюбленного в море.

5 сентября. На спокойной синей поверхности океана, чуть вздымаемой волнами зыби, на плоту у руля сидит человек, орудует иглой и поет. Уильям Уиллис привел в порядок снасти и теперь чинит свой грот. Поет он потому, что пересек меридиан острова Раройя из архипелага Туамоту, иными словами, только что побил рекорд «Кон-Тики», пройдя то же самое расстояние на двадцать восемь дней быстрее. В плавание он пустился не для рекордов, но факт есть факт, рекорд он побил, один на своем плоту. И плывет теперь дальше.

– 9 сентября вы упали с мачты, пытаясь высвободить снасть, застрявшую в блоке.

– Упал я всего лишь с трехметровой высоты, но ударился головой и потерял сознание. Пришел в себя ночью, снова потерял сознание и очнулся, когда уже солнце стало нагревать мне голову. Я был зол, потому что потерял целые сутки, а до конечной цели было еще тысяча шестьсот миль.

1600 миль, около 3000 километров. Чтобы пройти это расстояние, Уильяму Уиллису понадобилось чуть больше трех месяцев. Питался он летучими рыбами и рыбой, пойманной на крючок, своей знаменитой мачикой и время от времени ел немного сахару. Жажду утолял морской водой, иногда собранной в парусину дождевой водой, которую он пил с наслаждением, но при этом всегда с благодарностью думал о морской воде – без нее он умер бы от жажды...